Был март. До тебя оставалось полгода.
Я шла по окраине. С неба вода
Со мною шла. Город с земного испода
Закидывал в небо свои невода.
Мне было несчастье.
Мне не было счастья.
Ко мне ручейками стекалась беда.
Да нет, не беда. Да, беда, но отчасти.
А если подумать, совсем ерунда:
Со мною расстался лазоревый мальчик.
С лучами, вплетенными в ниву ресниц.
На пятой странице открытый задачник
Уткнулся десятым параграфом вниз.
Он мной не разгадан, он мной недорешен,
Он брошен в сердцах, весь исчёркан и смят.
В курчавом пролеске средь тёплых проплешин
Пролески в бутонах лазоревых спят.
Был праздник. Родных пригласили к застолью.
А я ускользнула в лазоревый дождь...
Девчонка идёт, упивается болью,
Лицо опрокинуто - фиг подойдёшь.
Схватить бы за мокрые плечи дурашку,
Дорожки дождя на щеках оттереть
И оттиск влепить - не на плаху - на плашку:
Ты жизнь прожила-то едва ли на треть.
Отставить дождить! Он ещё пригодится,
Солёный раствор из обманутых глаз.
В лазоревых перьях обманная птица
Синицей окажется в жизни не раз.
Но шла я упорно в промокших ботинках,
Давя отраженья заборов и кровель.
Не зная, что где-то в заплакавших льдинках
Уже собирается с силой любовь.
Ты шёл по свердловскому рыхлому снегу,
В который на солнце стекала капель.
Не знал, что готовится прыгнуть с разбегу
В далёкое море ближайший апрель.
Раздельный апрель - как купальник бикини.
И май переждать нам ещё предстоит,
И лето. Но август прорвётся в плотине,
Сметая наташек, людмил, маргарит.
Ты будешь беда моя новая. Знаю.
Но знаю сейчас. И не знала тогда.
Ботинки промокшие в лужи вонзаю.
Беда.