Коротов
Коротов - высокий худощавый парень, в облике которого было что-то от крупной и стремительной птицы. Ассоциация возникала особенно ясно, когда Ле наблюдала его в профиль: нос, похожий на клюв, взъерошенные, легкие, как пух волосы, живые, всегда смеющиеся глаза, иногда, впрочем, не лишенные некоторой грустинки. Движения быстрые и резкие, даже ломаные, без плавных траекторий, и такая же быстрая, немного сбивчивая речь, пересыпанная огромным количеством утонченного мата, если мат вообще может быть утонченным. Но странным образом вся это нецензурщина совершенно не коробила ни Ле, ни окружающих, настолько она была емкой и красочной, добавляя невероятный шарм его облику.
Главным качеством, привлекавшим даже незнакомых людей, был его совершенно поразительный артистизм. Как только Коротов появлялся в пределах видимости, то сразу же забирал все внимание на себя, даже если просто заходил в трамвай. Что уж говорить о консерватории или общаге. Где Коротов, там был не просто смех, а ржач, не просто рассказ о каком-то непримечательном событии, а целое представления в лицах с пародией, актерской оценкой и неординарными выводами.
Особенно хорош он был в дуэте с Леркой, не уступавшей ему ни в темпераменте, ни в артистизме. Каждый вечер в общаге происходило представление, герои и тема которого появлялись всегда спонтанно и непредсказуемо. Например, это была незабываемая пародия на вокальный дуэт Мирдзы Зивере и Иманта Ванзовича (латвийский дуэт"Опус", впервые выступивший в 1984 году на фестивале "Песня-84"). Особенно смешно было воспринимать их на контрасте: высокий, худой, с ломаной пластикой Коротов и плотная, небольшого роста Лерка, которая буквально дышала ему в пупок. Под знаменитый хит того времени, песню "Надо подумать", эта сумасшедшая, без тормозов парочка выскакивала из-за двери и начинала двигаться идентично реальному дуэту. Это было так смешно и настолько точно, что зрители буквально покатывались со смеху, ржали, другого слова не подобрать, до слез, до истерики.
На следующий день Коротов уже был в другом образе: напялив красное платье, позаимствованное у Ле, неизвестно с какой ноги раздобыв женские туфли, больше, чем сорокового размера, и сделав косу из лент на голове, он очень чувственно изображал Ирину Понаровскую, ее "Рябиновые бусы." Надо ли говорить, что для Ле, которая занятиям на рояле предпочитала студенческие капустники, такой человек был просто находкой.