В задумчивости я шел по дороге, и вдруг яркий лучик солнца остановил меня, ослепив на миг. Подойдя ближе, и увидел около камня кусочек зеркала, обломок с острыми краями. Поднял, поднес к глазам. Осколочек небольшой, и я увидел свои глаза, и часть тропки сзади себя. Вспомнилось что-то далекое, настолько реально, что ушла с плеч тяжесть прожитых лет, спала с прошлого пелена. Прошлое вернулось, оно опять стало вдруг днем сегодняшним.
Детство. Вот оно, детство. Солнце, все зелено вокруг, теплый ветерок.
Видите ли, достаточно за что-то незаметное зацепиться глазу, и невольно выплывают воспоминания. Сразу увидел треснувшее зеркало на стене и несколько детских рисунков вперемешку с военными фотографиями. Вспомнил девочку Даню, деревенский простор.
Уфа–Шигири – это небольшая деревенька, и чтобы попасть туда из Михайловска, надо перейти по мосту через Сергу в сторону, где по утрам появляется солнце. Пройти километров пять пешком. Это близко. Туда же течет река Уфа. Дорога в Шигири ровная, глинистая, без подъемов и спусков. Идти интересно, места открытые.
По всему кажется, шел тогда пятьдесят седьмой год. Я был тогда крепким десятилетним мальчишкой и любил бродить по полям и лесам. Один или с друзьями, или даже со взрослыми...
Однажды у меня появилась великолепная идея. Сабантуй – это сельский праздник.
- Мам, давай в Шигири сходим. В это воскресенье там сабантуй.
В Шигирях жила знакомая нам женщина, Сания Габидулина. Тетя Саня, как я ее звал.
Если долго настойчиво клянчить, удается добиться своего. Я начал приставать к матери: - Пойдем. Пойдем. Ты же тете Сане обещала, что придешь, помнишь?
И наконец она сдалась:- Правда, обещала. Жалко, пропадает выходной, но ладно уж, сходим.
Начались приготовления. С пустыми руками в гости не пойдешь. Нужно прийти нарядными и принести с собой подарки. Мать достала из сундука новый яркий шерстяной платок с крупными красными цветами и синими полями. Этот платок предназначался вообще-то для бабушки, но она его не захотела носить.
- Татарский. Да и не по годам мне, – категорично сказала бабушка. И маме он тотчас же разонравился. Теперь появился прекрасный повод отдать его Сане в подарок.
Мне подсказали, чтобы я что-нибудь взял для Саниной дочери, хотя бы книжку. Выбор мой пал на русские народные сказки, которые я уже не читал. Про терем-теремок, про волка и семеро козлят и другую разную дребедень. Книжка-то красивая, большая, с цветными картинками, с крупными буквами. Я ее любил смотреть ее перед сном.
Бабушка сказала однако: - Дочурка-то у Сани большая, шестой класс закончила.
Я же закончил четвертый. Почему-то я не обратил на ее слова внимания, и понял только потом, что книжку выбрал неудачно. Она для совсем маленьких. Бабушка была права. Не подходящая уже по возрасту книжка. Но я захватил в придачу коробку цветных карандашей. Двенадцать цветов. Как я жалел потом, что пожадничал, не взял набор в двадцать четыре. Впрочем, те были уже зачинены, и некоторые были даже погрызены, отдавать такие было бы стыдно.
Мы вышли рано. Шли прямо по солнцу, и это было весело. Шли на праздник. Скоро нашли дом, обнесенный забором из жердей и с жиденькими воротцами из тонких досок. Вот где жила тетка Сания и ее дочка Данечка. Если звать по-татарски, то Дания, с ударением на последнем слоге.
Радости хозяйки не было предела. Не ожидала она таких редких гостей. Тут же замесила тесто для блинов. Очажок разожгли, и скоро блины с маслом появились на столе. Жизнь в послевоенные годы постепенно налаживалась, но не у нас. Бедность и у нас, и здесь лезла в глаза из всех щелей. Хоть жить есть где, и то уже ладно.
Не радовалась Сания сабантую. В один из таких праздников у нее муж погиб, машиной сбило.
Данечка оказалась очень милой, умной девчонкой. Мы не вникали в разговоры взрослых, у нас были свои.
- Ой, какая красивая книжка! С цветными картинками. А у нас в клубе цветное кино показывали. Ты что, все еще сказки читаешь?
- Читаю, - буркнул я, – в школе заставляют. А еще Андерсена или про Карлик Нос. Я люблю сказки страшные. Немецкие, братьев Гримм.
- Спасибо за книжку. Знаешь, я люблю рисовать. Говорят, у меня хорошо получается.
Я аж подпрыгнул от радости: - Я тебе карандаши цветные принес. Вот возьми.
Она захлопала в ладоши: - А я твой портрет нарисую. Мои рисунки в нашем клубе висят. Пойдем, я тебе покажу. И портрет твой будем рисовать после обеда, я это люблю. И к сказкам нарисую картинки.
- Мы, наверное, не пойдем на сабантуй, по улице походим. - предложила Даня. - Мама сильно расстроится. Знаешь, у нас на поле вкапывают столб такой, гладкий, скользкий. Кто взберется наверх, снимает с него какую нибудь вещь для себя, приз. Сапоги или шапку-ушанку красивую, У нас папа погиб, когда такой столб ставили.
Когда мы пришли в дом, я услышал кошачье урчание. Мы полезли на печку к кошке с котятами. Они были уже не совсем малыши с затуманенными глазками. Я сразу же маме сказал: возьмем одного котенка. Они уже большие. Он у нас без кошки вырастет. Мама неодобрительно посмотрела на меня, но спорить не стала. У нас дома был дряхлый рыжий кот, ослепший на один глаз. Мне понравился пестрый малышка. - Пусть будет про запас, - подумал я тогда.
Мы так и не побывали на сабантуе. Мы вдвоем прошли по поселку, но мама и тетя Саня не пошли на поле, где шел праздник. Мы недолго гуляли на улице, скоро подошло время возвращаться обратно. ТОгда мне Даня показала школу-восьмилетку, мы зашли в клуб, где в аккуратных рамочках висели Данины рисунки. Домов немного, и понятно, людей в деревне немного живет. Люди были на поле, где праздник, и возле магазина.
-
Все вышло потрясающе интересно. - Какая ты, Даня, талантливая, -сказал я, когда увидел в клубе ее картины, аккуратно вставленные в рамочки под стеклом. - Как это твоя мама никогда не говорила о твоих талантах.
Она засмеялась: - У меня мама рисует лучше меня.
- А ты еще лучше научишься.- убежденно предсказал я
Мы говорили обо всем.
-Мама плачет часто, когда папу вспоминает, сказала Даня. - Никто к нам в гости не ходит, скучно живем.
- А ты отца помнишь?
- Помню.
- А я своего не помню. Только пара фотокарточек дома есть.
- Вот научусь хорошо рисовать, - серьезно сказала Даня, - нарисую большой портрет отца. Мечтаю так нарисовать, чтобы папа улыбался.
- И моего нарисуй с фотографии, ладно? Я его и вот так же в рамке повешу на стену, как твои рисунки в клубе, пусть висит.
Я принес домой славного пушистого котенка, напоил его молоком, а над кроватью повесил нарисованный Даней мой портрет. Мальчишка в пухлыми губами и глупыми карими глазами. На руках у него котенок.
Особенно хорошо на картине котенок вышел. Портрет выполнен цветными карандашами и подписан: «на память от Дани» Он мне очень понравился, но я переживал, что в нем не было всех известных мне двадцати четырех цветов. Но получилось правдиво.
Не знаю, понравился ли ей тогда я, но в девятом-десятом понял, что девчонкам я нравлюсь.
***
А теперь пора сказать, почему мои бабушка и мама оказались хорошо знакомы с Санией. Я не случайно написал здесь, что все происходило в пятьдесят седьмом году. В деревнях тогда были колхозы, и за работу начислялись трудодни. В деревнях практически не было денег, так что в наш заводской поселок приходили люди из окрестных деревень продавать все, что могли вырастить на подворье. Однажды бабушка, купив два десятка яиц, привела Санию к нам домой, чтоб она отдохнула и напилась чаю. Женщина плохо себя почувствовала, и бабушка стала ее лечить. Бабушка была хорошая травница и понимала толк в медицине, что надо и как. Чай был травяной, а значит, без сахара. Многие у нам с разными бедами забегали. Так и повелось, что Саня тоже стала часто заходить, словом, скоро своя стала. Одинокая женщина отдыхала у нас душой.
Как я знаю, через года три появился у Сании муж. А Даня поступила в художественное училище. О ее судьбе я ничего не знаю. Но портрет на пожелтевшей бумаге сыграл большую роль в моей судьбе. Мне сильно захотелось стать художником, но талант этот дается не всякому, и я стал писать стихи и рассказы.
Главное, я стал понимать глубокий смысл бабушкиной поговорки «Учись всему, все сгодится. У мастера дело между рук не провалится».