Три старика играли джаз,
и им потворствовал сентябрь.
Он джазу равен был, хотя мог
и больше быть на этот раз.
Он мог подмять и стариков,
и филигранный лепет трио,
но вдохновлялся этим ВИА
и усмирял себя легко.
Один из троицы седой
Угрюмо шоркал по ударным.
Он жил в противоборстве с кармой
и намозоленной бедой.
Другой же был отверст вовне;
играл как предавался блуду.
Он верил музыке как чуду
и был что истина в вине.
Про третьего же не скажу.
Он был по центру вдавлен в сумрак,
и тех двоих являлся суммой,
и это нагоняло жуть.
Камланье в шесть костлявых рук.
Ответ в незаданном вопросе…
Я понимал – наступит осень,
Когда замрёт последний звук.
Едва замрёт последний звук,
Грядущей тишиной подчёркнут,
Тогда…
Но сам я замер вдруг –
В густой тени
стоял
четвёртый.
Москва 29 сен 2013