Поэтесса Маргарита Агашина родилась в деревне Бор Ярославской области 29 февраля 1924 года: «У нас, на левом берегу Волги, не было высоких городских зданий. Деревянные домики с палисадниками, со скамеечками у ворот, дворы, заросшие густой муравой, — раздолье ребятишкам. Отец мой тогда еще учился в медицинском институте в Ленинграде. Мама работала, каждое утро уезжала за Волгу на маленьком пароходике «Пчелка». До трех лет я без песен не засыпала, и вот бабушка, не имевшая никакого музыкального слуха, укачивала меня одной-единственной песней:
Все платочки приносила,
Одна шаль осталася.
Всех хороших прилюбила,
Одна шваль осталася.
Такой же бесслухой была и мама, но она же научила нас с сестрой взрослой песне:
Спускается солнце за степи,
Вдали золотится ковыль...
Вспоминаю первые некрасовские стихи, над которыми горько плакала, — «Орина, мать солдатская». Я еще не умела читать и только слушала. И вот мама доходила до финальных строк:
И погас он, словно свеченька
Восковая, предыконная... —
Мало слов, а горя реченька.
Горя реченька бездонная!..
И тут я каждый раз заливалась слезами. Некрасова дома читали много. Все любили его и даже тихо гордились тем, что мы, как и он, ярославские: мы же происходили оттуда, из некрасовских мест, отцовская деревня Бор — рядом с Грешневом. О Некрасове и его стихах у нас всегда говорили с восторгом, нежностью. Я благодарна за это своей семье и судьбе. Потому что уверена: если бы в детстве я вот так же сильно полюбила другого поэта, я писала бы потом совсем другие стихи. А может быть, и совсем не писала...
Оба моих полуграмотных деда стихов не писали, но были, по-моему, поэтами. Дед по матери — Иван Большаков, по деревенскому прозвищу Ванька Мороз, был веселым, лихим парнем. Отслужив службу в царской армии, он вернулся в родные места только затем, чтобы жениться, и сразу уехал в Москву. Бабушка, кстати, говаривала, вспоминая: «Я и замуж-то вышла не за Ваньку Мороза, а за Москву». Дед служил дворником, рассыльным, кондуктором на железной дороге. Однажды, получив новую форму, на изнанке фуражки он написал: «Не тронь, дурашка, – не твоя фуражка!» Дед по отцу — Степан Агашин — в сосновый порог своего дома вбил подкову — верил, наверное, что принесет она счастье его детям. Детей было восемь, и на всех одни валенки.
Я думаю: вот от той озорной фуражки и от печальной этой подковы и пошла моя судьба. Дед Иван в свое время всеми правдами и неправдами сумел добиться, чтобы его дочь – моя мама – бесплатно окончила гимназию и стала учительницей. Отец же, врач, получил высшее образование один из всех своих сестер и братьев и, конечно, при Советской власти. Он прошел в своей жизни четыре войны: рядовым солдатом — гражданскую, был ранен в 19-м году в местечке Гнилой Мост под Витебском, потом, уже военным хирургом, финскую и Отечественную — от июля 41-го и до окончания войны с Японией.
Привольное было у меня детство, хоть и в городе я родилась. Каждое лето ездили мы в Бор. И как же все это помнится! Воблой и рогожей пахли пристани, на Бабайках покупали нам землянику — от нее белое молоко в тарелке становилось то голубым, то розовым. Пароходик шлепал колесами; у берегов, по колено в воде, стояли коровы — белые морды, черные очки. А там — Красный Профинтерн, четыре версты до Бора. Отцовский дом, огород, черная баня, за огородом луг — ромашка, иван-да-марья, колокольчики, а по лугу — речка Ешка, полтора метра шириной...
Потом мы перебрались на Среднюю Волгу, в теперешнюю Пензенскую область. И опять рядом красота: поляны незабудок, дубовые леса и осинники, полные грибов, заросли папоротника, а в них, под каждым кружевным листом, земляника, — не ягодка-две, а сразу пригоршню наберешь.
Затем жили мы далеко в Сибири, в тайге, в центре Эвенкийского национального округа, на фактории Стрелка Чуни. Отец зиму и лето кочевал по тайге с охотниками и оленеводами. Мама учила эвенкийских ребят в первой, только что открытой, школе. Над входом в школу — там, где теперь обычное «Добро пожаловать!», — висел плакат: «Рыба, пушнина, финансы, ликбез — вот четыре боевых задачи второго квартала». Запомнились наши дороги — зимой, на оленях через всю тайгу, от Стрелки до Туры. Ехали недели. Везли мешки мороженых пельменей. Ночевали в палатке.
В те детские годы много я видела красоты — и среднерусской, и северной, таежной. И люди рядом были прекрасные — простые, добрые, верные. Твердо знаю: там, на Севере, я впервые была счастлива оттого, что все были вместе. Все это и сейчас помню.
Но как-то так шла судьба и складывался характер, что не вся эта разная, счастливая, щедрая красота и даже не экзотика толкнули к первым стихам».
В начале 1930-х семья Агашиных перебралась в город Тейково Ивановской области. Маргарита Агашина училась в тейковской средней школе № 4, которую и окончила в 1942 году (на здании школы сейчас установлена мемориальная доска).
Первые, серьезные по чувству, стихи о войне Маргарита написала, когда отец вернулся с Финской. Их напечатали в областной пионерской газете и даже «грамоту какую-то мне за них прислали».
«Сначала мы проводили на фронт отца и учителей. Потом ребят-старшеклассников. Я окончила курсы сандружинниц и работала в госпитале. Училась в девятом классе в третью, вечернюю, смену. В Тейкове и окрестных лесах и селах стояли тогда, как и везде, воинские части. В каждом тейковском доме жили летчики и десантники. И, конечно, у каждой тейковской девчонки был свой десантник. Они приходили к нам на школьные вечера, а мы — к ним в землянки, в пригородный лес, с самодеятельными концертами. И я читала свои стихи:
Когда штурвал сожмет рука пилота,
окутав поле дымкой голубой,
вас унесут стальные самолеты
в далекий путь, в суровый трудный бой...
О поэтических достоинствах стихов лучше промолчать. Но мне в последующей жизни довелось выступать, пожалуй, больше, чем надо. И ни одна аудитория не принимала меня так горячо.
Вспыхнула алая зорька.
Травы склонились у ног.
Ах, как тревожно и горько
пахнет степной полынок!
Тихое время заката
В Волгу спустило крыло…
Ах вы, ребята, ребята!
Сколько вас здесь полегло!
Как вы все молоды были,
как вам пришлось воевать…
Вот, мы о вас не забыли —
как нам о вас забывать!
Вот мы берём, как когда-то,
горсть сталинградской земли.
Мы победили, ребята!
Мы до Берлина дошли!
…Снова вечерняя зорька
красит огнём тополя.
Снова тревожно и горько
пахнет родная земля.
Снова сурово и свято
Юные бьются сердца…
Ах вы, ребята, ребята!
Нету у жизни конца.
После окончания школы Маргарита Агашина поступила в Московский институт цветных металлов и золота, но, не окончив второго курса, ушла в Литературный институт им. Горького: «… шла война, и вызов в Москву давали только технические вузы. Мне было всё равно — какой технический, и я выбрала просто институт с красивым названием: Институт цветных металлов и золота. Два года училась на горном факультете, сдавала с грехом пополам всякие технические сложности вроде сопромата и теоретической механики, но весной 45-го, не окончив второго курса, ушла в Литературный институт имени Горького».
Печаталась как поэт с 1949 года.
Училась на семинарах у Веры Звягинцевой, Владимира Луговского:
«Нас на курсе числилось двенадцать человек, и только один был прозаиком — остальные писали стихи! Сначала я попала в семинар Веры Звягинцевой. Был такой «девичий» семинар, который как-то тихо, сам по себе, распался. Меня вызвали на творческую кафедру и предложили — на выбор — два семинара: Михаила Светлова и Владимира Луговского. Светлова я, конечно, знала — «Гренаду», «Рабфаковку», «Двадцать лет спустя» ... Мне стало страшно. Боже мой, я — к Светлову? И я не сказала, а выдохнула:
— Уж лучше к Луговскому! Словно это было меньше, проще, чем Светлов. Но я тогда просто не знала ни стихов, ни даже имени Луговского.
Владимир Александрович Луговской — это было то, что нужно моему характеру, моей вечной застенчивости. На его шумных семинарах, где доброжелательные, но безжалостные собратья по перу громили друг друга, не выбирая выражений, особенно доставалось авторам «тихих» стихов. А тише меня была только Танечка Сырыщева. Владимир Александрович сам читал наши тихие стихи, громко читал. И подчеркивал голосом то, что этого заслуживало. Много раз потом, после института, я встречала его в Центральном доме литераторов, в издательствах. Каждый раз замирала, как на семинарах. И так ни разу и не сказала, как я ему тогда была благодарна. Да и только ли ему? В те счастливые времена нам преподавали Павел Антокольский, Константин Паустовский, Михаил Светлов, Александр Яшин, Константин Федин, Лев Кассиль. Нас учили лучшие профессора Московского университета. Конечно, это было счастье! И единственное, о чем я всю жизнь жалею, это то, что большую половину этого счастья я пропустила мимо ушей: я никогда не была прилежной ученицей».
А где мне взять такую песню —
и о любви, и о судьбе,
и чтоб никто не догадался,
что эта песня — о тебе?
Чтоб песня по свету летела,
кого-то за сердце брала,
кого-то в рощу заманила,
кого-то в поле увела.
Чтобы у клуба заводского
и у далёкого села,
от этой песни замирая,
девчонка милого ждала.
И чтобы он её дождался,
прижался к трепетным плечам…
Да чтоб никто не догадался,
о чём я плачу по ночам.
В послевоенном холодном, голодном полуподвале студенческого общежития — знаменитого дома Герцена — круглые сутки, в будни и в праздники — на подоконниках, в углах, на лестнице, за столами — громко и вдохновенно, не сомневаясь в своем божьем даре, молодые восторженные личности читали, подвывая, свои стихи, — это был еще один институт! «Добровольные слушатели тут же громили только что рожденный шедевр, и ты отходил, убитый, думая о том, что у тебя не так, и что же тебе делать дальше. Да, это была великая школа. И пройти ее было не так легко...»
Что было, то было: закат заалел…
Сама полюбила — никто не велел.
Подруг не ругаю, родных не корю.
В тепле замерзаю и в стужу горю.
Что было, то было… Скрывать не могла.
Я гордость забыла — при всех подошла.
А он мне ответил: — Не плачь, не велю.
Не ты виновата, другую люблю…
Что было, то было! И — нет ничего.
Люблю, как любила, его одного.
Я плакать — не плачу: мне он не велит.
А горе — не море. Пройдёт. Отболит.
Первое доброе слово от институтских ребят — такое долгожданное и строгое — Маргарита услышала осенью 1947 года на институтском традиционном вечере одного стихотворения. «Я читала тогда «Хлеб 47-го». Конечно же, памятна и дорога по-светловски неповторимая похвала, несколькими годами позже данная Михаилом Аркадьевичем двум моим стихотворениям:
— Всегда пишите «Варю» и «Юрку»! И я буду вас нежно любить и подавать вам пальто...»
В 1950 году окончила институт. Дипломная работа — поэма «Мое слово» — получила отличную оценку и в 51-м была напечатана в журнале «Октябрь», переведена в Болгарии, а потом в Корее. За эту поэму в 1952 году Агашину приняли в Союз писателей.
Настоящая известность к Маргарите Агашиной пришла после исполнения Людмилой Зыкиной песни «Растёт в Волгограде берёзка» на её стихи.
С 1951 года, после окончания института и до конца жизни Маргарита Агашина жила в Волгограде: «Его судьба, его люди, его матери и вдовы, его стройки, дороги, его необъятные, нелегкие поля — все это учило и учит меня жить, быть там, где все, горевать и радоваться вместе со всеми, не жалеть себя, оставаться самой собой. Благодарю судьбу за все годы, прожитые в этом городе, дорогом и любимом. За всё, выпавшие мне, встречи. За все добрые слова, сказанные мне моими земляками. Если бы я жила в другом городе, я писала бы совсем другие стихи. А может быть, и совсем не писала».
Подари мне платок —
голубой лоскуток.
И чтоб был по краям
золотой завиток.
Не в сундук положу —
на груди завяжу
и, что ты подарил,
никому не скажу!
Пусть и лёд на реке,
пусть и ты вдалеке.
И платок на груди —
не кольцо на руке.
Я одна — не одна.
Мне тоска — не тоска,
мне и день не велик,
мне и ночь не горька.
Если ж в тёмную ночь
иль средь белого дня
ни за что ни про что
ты разлюбишь меня —
ни о чём не спрошу,
ничего не скажу,
на дарёном платке
узелок завяжу.
19 октября 1993 года за выдающиеся заслуги в области литературы, значительный творческий вклад, получивший признание волгоградцев и всей России Маргарите Константиновне Агашиной решением Волгоградского городского Совета народных депутатов было присвоено звание «Почётный гражданин города-героя Волгограда».
Всего поэтесса выпустила около четырех десятков сборников стихов и прозы в издательствах Москвы и Волгограда. Многие стихи были положены на музыку и стали такими известными песнями:
А где мне взять такую песню (Григорий Пономаренко)
Бабья доля (Григорий Пономаренко)
Голубой платок (Григорий Пономаренко)
Песнь о солдате (Владимир Мигуля)
Песня о моём солдате (Евгений Жарковский)
Подари мне платок (Григорий Пономаренко)
Скажи, подруга (Евгений Птичкин)
Волгоградское танго (Михаил Чуев)
Что было, то было (Григорий Пономаренко)
Растёт в Волгограде берёзка (Григорий Пономаренко)
Член Союза Писателей СССР (1949), Депутат городского Совета депутатов трудящихся (1957—1959; 1967—1969), Депутат районного Совета депутатов трудящихся (1963—1965), Депутат областного Совета депутатов трудящихся (1971—1975). Награждена Орденом Трудового Красного Знамени, Орденом «Знак Почёта», Почетной грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР (1974), первый лауреат Всероссийской литературной премии «Сталинград» (1996), Почётный гражданин Волгограда, замечательный поэт — Маргарита Агашина — ушла из жизни в 1999 году возрасте 75 лет.
Одним из «Последних сражений» Маргариты Агашиной было стихотворение, датированное 27.01.1999 года:
Наступает тяжелая проза…
Из суровой ее шелухи
Вырываются горькие слезы,
И куда-то уходят стихи…
Но когда не останется крыльев,
Ни страстей, ни вестей, ни гостей —
Позвонит мне Сережа Васильев
И закажет стихи для детей.
http://stihi.ru/2024/02/22/3273