Ватага пацанов, куда входил Бориска, чаще всего собиралась в трёх местах. У продмага, но там было скучно отсвечивать бездельничая; у однажды судимого, шестнадцатилетнего «авторитета» Вовки Жолобова по кличке «Жора», но там было неуютно и опасно, и на конюшне у дяди Миши. Вот там чаще всего и обитали мальчишки.
Не бездельничали, ухаживали за лошадьми, тёрли щёткой, расчёсывали гривы. Обязательно заглядывали в сарай, где висели дуги, хомуты, сёдла. Но не упряжь была центром притяжения, а мешок с овсом, из которого зачерпывали по горсти продолговатых зёрен, а потом, раз за разом ныряя в карман, лущили их от жёсткой оболочки и ели.
Бывало, что дядя Миша позволял верхом спуститься к реке и искупать коней. Бориска вставал у холки и, опираясь на неё руками, сделав несколько прыжков на месте, пыхтя и сопя, подтягивался на руках и, повиснув животом на спине лошади, перекидывал ногу через круп и, опираясь левой рукой на холку, победно хватался за узду. Конь переходил на тряскую рысь, Бориска изо всех сил обхватывал ногами бока животинки: понеслась душа в рай! Травы стелились под ноги, подкованные копыта выбивали частую дробь, мальцу казалось, что ангел-хранитель не успевал за ловким наездником, но оглянуться не решался…
Не спешиваясь, направляли коней к реке. Те, хвостами отмахиваясь от злобных слепней, громко фыркая, входили по грудь. Бориска наклонялся и зачерпывал горстью воду. Пил, капли воды стекали по подбородку на грудь. Ноги чувствовали плотное движение реки. Бориска поднимал руки ладонями к небу, закрывал глаза, и незабываемое чувство единства с гнедым, с рекой, с ветром, с облаками наполняло его сердце.
Ватага долго ещё пугала рыбу… С берега бросались в упругую воду; весело крича, били ладошками так, что жемчужные брызги летели во все стороны. Делали поплавок и, задерживая дыхание, надолго погружались с головой. Кони то и дело мотали красивыми головами на лебяжьих шеях да одобрительно фыркали, смешно выпячивая губу.
На обратном пути, притихшие и довольные, и кони, и мальчишки, думали о своём. Бориска размышлял: пройдут ли набитые о спину лошади синяки до следующего раза?
Неподалёку от конюшни, при колбасном цехе располагалась свиноферма, куда время от времени со складов привозили порченые, гнилые яблоки, арбузы и апельсины. Что это за склады такие, Бориска не знал, но в магазине апельсины не водились. Дядя Миша заранее объявлял ребятам день подвоза очередной партии фруктов и те, вооружённые на этот случай ножами, терпеливо ждали машину. Апельсины на корм свиньям выгружали в большие оцинкованные корыта. Ватагу это обстоятельство не беспокоило: у нас все равны! И только машина скрывалась за углом свинофермы, а рабочие уходили на перекур, мальчишки, отталкивая рыла охочих до лакомства хрюшек, обступали корыта, и вот тут-то наступала пора пиршества! Выбирали фрукт почище, срезали острым лезвием гнильцу и отправляли сочную мякоть в рот… Вкуснота! Блаженство! Наедались до отвала, по липким ладоням и перемазанным мордашкам тёк сладкий апельсиновый сок. Ребятам так и хотелось благодарно хрюкнуть безымянным устроителям праздника!
Впрочем, мальчишки были всеядны. На этой же ферме свиньям для витаминной подкормки давали жмых подсолнечника и рапса. Жевали, посмеиваясь, и его.
Огороды в то время пахали плугом, запряжённым одной лошадью. Вот и запомнил Бориска, как всей ватагой кормили лошадь. Огороды-то были щедро нарезаны, пока вспашешь и сам находишься за плугом, и лошадь притомится. Как тут обойтись без отдыха на обед?.. Вот и в этот памятный день плугарь накрошил булку серого хлеба в таз, посыпал солью и поставил перед старой лошадью, — ешь, родимая! Та принялась брать по куску и неспеша есть. Ребята сгрудились вкруг таза, стали брать хлеб и подавать, да все сразу. Лошадь оказалась воспитанная. Чтобы не обидеть кого, брала угощение из каждой ладони своими большими влажными губами, жевала, но часть хлеба вываливалась обратно в таз, не помещаясь во рту. И всё же, настойчивые в своей чрезмерной заботе мальчишки, скормили всё без остатка.
Но ребячья круговая порука – не всегда добрые намерения. Частенько ватага ощетинивалась и ударялась во все тяжкие. Бывало, что и попадали в руки милиции. Но Бориску словно заботливая рука оберегала, да и от одной мысли о том, что подумает о нём мама, когда ей сообщат, что сын попал в милицию за хулиганство или воровство, на душе вскипала горечь.
Вот опять подступил хулиганистый друг Сашка Чернозубцев: «Что, слабо с нами грузовики потрясти?» Вся ватага нетерпеливо уставилась на Бориску. Малой махнул рукой: пойду!
От Чанов, там проходит железная дорога на Москву, мимо их копай-города возили всяческие грузы через центр Кыштовки на склады. Дорога ныряла в низину, к реке и в половодье утопала в высокой воде. Настолько высокой, что по Таре приходили самоходные баржи, причаливали и вставали под погрузку. Вот туда и подъезжали ГАЗ-51, прозванные шоферами «ГАЗ Пятьдесят раз», дальше им было не проехать. Те же из них, которые не успевали засветло разгрузиться, оставались ночевать.
Терпеливо ждали пока схлынет дневная беспокойная и шумная суета, пока усталые и чуть пьяные от чарочки шофера закончат ужин и устроятся в кабинах «газонов» на ночлег. Сашка подал знак и пацаны, крадучись, словно бесшумные тени, подсаживая самых лёгких и ловких на борта, начали экспроприацию того, что плохо лежит. Бориска взял с десяток брикетов какао с сахаром – самой вожделенной добычи пацанов; долго возился с туго завязанной горловиной мешка, но всё-таки набил полные карманы семечками. Пальцы не слушались, отказываясь воровать. Бориска твёрдо решил, что это его последняя подобная вылазка.
21.02.2024