Weh dem, der fern von Eltern und Geschwistern
Ein einsam Leben fu;hrt!Ihm Zehrt derGram
Das nachste Gluck vor stinen Lippen Weg.*
Goethe.
Под небом Рима кактусы Египта,
как пирамиды, фараоны, культ,
Пьер-Жан** приник к остаткам манускрипта,
то женщина, что превращает в нуль.
Листать её такое наслажденье
и имя там на золоте виска,
смотреть в глаза, накатится смущенье,
у сумерек стыдливая краса.
Она читает Вертера страданья,
немецкий звук, упруги словеса,
а в день святого душе поминанья
цветы легли в дом Шелли и Китса.**
У осени стыдливые оливы,
а руки встретились в её листве,
пока они смущены и пугливы,
но всё уже уложено в строфе.
Француз смотрел в историю пугливо,
республика на темечке штормит,
от Микеланджело летят флюиды
на древности усталых пирамид.
Он вспомнил о прекрасном и ужасном,
натурщицы их вечная беда,
они уходят все в одеждах красных
туда, где прорастает лебеда.
Но бред любви рассказывать нет силы,
нырнув в воспоминанья с головой,
хотя луна над Римом судьбы пила,
плыл аромат с холодной синевой.
Мадам забывшись зеркалу внимала,
юнец о женщине с ней говорил,
она задумчиво словам кивала…,
ах может это старость – пилигрим.
Но страсть ваятеля в глазах горела,
звезда в зрачках, француз без тормозов,
в нём мысль о статуе Цецильи зрела:
святая, скульптор, время - вечный зов.
Другая боль в душе его бунтует,
своя святая на примете есть,
она жива, по вечерам танцует,
скорей бы получить от девы весть.
Он силуэт её в мечтаньях видит
конечно с лирой, верою креста,
о позу подскажи поэт Овидий,
чтоб пела в ней живая красота.
А губы женщины уже дрожали:
“святая, это Божья благодать,
у вас неверье в сердце, нет скрижалей…,
иль верованье это акробат?”
Душа творца: страданье, вдохновенье,
святителей оставим…, им покой,
для мрамора герои поколений
в века шагнут с судьбою колдовской.
Три дня шёл дождь, шуршали в небе тучи,
под Новый год у солнышка восход,
дубы листвой сползали к Тибру с кручи,
где водяной поглаживал живот.
Их встреча вновь на улице народной,
“Медведь”, здесь Гёте “Эгмонта” творил,
но каждый был с зелёной преисподней,
в строку писать не хватит и чернил...
*Увы, тому кто далеко от близких
Жить обречён! Ему печаль сдувает
С молящих губ все радости земли…
Гёте. “ Инфигения в Тавриде”. (перевод Н. Вильмонта)