ПРЫЖОК В БЕЗДНУ
Перед нами замечательное стихотворение одного из сильнейших поэтов России, - Андрея Таврова.
***
Дай ощупаю клетку грудную,
чтобы ребра ее перебрать,
чтоб нагнувшись над краем, вживую,
руки врыть, как крота, в виноград.
Что и выскажешь, шевельнувшись
во всю клеть, как одним языком,
сам собой, словно телом минувшим
и безруким дельфиньим прыжком.
И кого тогда вместе творили –
землю с дроком иль небо в плечах?
Двинь язык, словно холм на могиле,
чтобы Лазарь проснулся в лучах.
//Андрей Тавров.
Тезаурус произведения свидетельствует об очевидном: Тавров, как и все великие и мощные умы, - поэт читающий, мыслями стоящий в волне традиции, которую чуть позже я обозначу как христианскую традицию. Это не та гипотеза, для которой недостаточно здравого (здесь - поэтического) смысла, сам выстроенный семантический ряд всех трёх строф говорит об этом:
Клетка - край - крот - виноград -
Высказать - клеть - язык -
Смерть - дельфиний прыжок
Творение - дрок - небо -
Божественое слово - воскрешение - . ..
Поэт - борец по своей природе, Тавров борется в этом стихотворении. Борьба, как бытие живого языка, - собственно, общая тема для всех поэтов, тема предельная (к коей стекаются все идеи, значимые для творчества). Борьба вы-говаривается языком, если делать здесь отсылку к М. Хайдеггеру. Или, ещё прозрачнее: борьбу в-говаривает поэт в каждый миг своей жизни.
К тем же - предельным - темам можно отнести общее (у всех совершенно, у известнейших поэтов): любовь; смерть; пульс слова; смысл настоящего; божественное начало в человеке; чувство жизни.
Замечу, что указанные темы заданы дихотомично, посредством противопоставления Поэта со своей противоположностью.
Поэзии присуща дихотомия принципиально, ибо социум насквозь бинарен: да/нет, хочу/не хочу, могу/не могу, люблю/не люблю и т.п. И, поскольку, поэзия живо-писует реальность, охватывающую всех нас, она должна быть понятна и узнаваема, она должна быть прочувствована, как если бы каждый пережил то же самое. На этом собственно, и основан фундаментально сам поэтический язык, ищущий формы закрепления и утверждения понятных чувств, понятных идей, мыслей и образов. А потому поэтический язык сплошь архетипичен и символичен, что данном стихотворении прозрачно видно.
Ремарка: утверждать, что любой поэт «пишет для себя», считаю нелепым ввиду того, что поэзия есть обращение к Другому, по своей природе. Поэзия - язык, язык должен обращаться к кому-то. Но и к себе тоже, да!
Альтернативность и дихотомичность, как характерная особенность поэзии - опять же, большинства поэтов!, - естественная черта, связанная с одухо-творением собственного альтер-эго, с которым и ведётся диалог.
ЗДЕСЬ, в стихотворении Андрей Таврова, поэт-творец говорит с самим собой, как с творением. Это диалог между Богом и Адамом, Адамом беспокойным, ищущим выход, страстно хотящим верить создателю. Поэт Андрей Тавров использует понятные христианские символы.
«Нагнувшись над краем» - имеется в виду метафора «смертью смерть поправ», воскреснув, восстав из мёртвых. Край здесь - смерть, конец жизни (Тавров соблюдает христианскую эсхатологию).
Исходя из естественного языка и известных значений, сразу бросается в глаза ветхозаветный сценарий творения человека, находящегося под запретом свободы. Несвободу Тавров заключает в язык, который не может сказать: ЖЕЛАЮ. В контексте книги Бытия (Ветхий Завет) это те плоды, которые делают человека равным Богу, знающему добро и зло.
На присутствие Бога наводит и символ «виноград»: «Я есмь лоза виноградная». Человек у Таврова рвётся к Богу, но пока что слеп как крот. И он должен руками запиться за эту Лозу, прорасти, стать ветвью, плоды приносящей. К слову о слепоте, особливо духовной: христианская символика подразумевает не только свет солнца, для всякой твари живительный, но и тот неисповедимый белый свет, который есть надежда всех чаяний христиан вообще.
Во второй строфе смысл сказанного (за время жизни, надо полагать!) остаётся не только в прожитой жизни, но и за её пределами, над жизнью, то бишь возле Бога, куда совершает - спасает! - прыжок некий дельфин, здесь Спаситель. Дельфин совершает безрукий прыжок, потому что руки стали ветвями Лозы, они уже проросли, осталось дело за душой - дело воссоединения с Творцом.
В игру вступает клеть, клеть как постройка при избе, но у С. Есенина, например, - это скотная изба. Так или иначе, клеть запирает тело, ограничивает его от движения в пространстве. Клеть можно трактовать как тюрьму для тела. Но само сознание тюрьмы не знает, сознание полностью свободно (хотя философы пишут о т.н. «расширении сознания», намекая на его пределы). А. Любищев (известнейший учёный-энциклопедист 20 века, философ, биолог и математик) не боялся смерти, он писал, что после смерти его сознание станет частью коллективного, общего разума; как тут не опереться на коллективное бессознательное К.Г. Юнга; да хоть на понятие ноосферы В. Вернадского; да хоть и на сами платоновы идеи.
Стало быть, Тавров совершает оборот вокруг традиции и говорит, в общем, известное, но (!) в Поэзии доминирует форма. «Во всю клеть как одним языком». Да собственно, все мы - это и есть один человек, символизирующий разумный род свой. Человек, высвобождающийся из тюрьмы, из клети, из несвободы, и душа его летит - из грудной клети, - совершает прыжок. И тут тоже чуется бинаризм, потому что вертикаль длится и вверх, и вниз: и к небу, и в бездну. Кто - куда!
Известная художница А. Бену, исследуя избяную символику, упоминает, что «клеть» есть сруб без крыши. То есть, продолжая этот символ, скажем так: это ТЕЛО БЕЗ ГОЛОВЫ, БЕЗ связи с НЕБОМ. Страсти, пороки, желания, вожделения, которые без бога в голове разрушают душу.
Итак, клеть, крот - слова понятные. Но в последней строфе нас ожидает дрок, растение, как читаем в словарях, из семейства бобовых, произрастающее и на скудной почве! Между строк Таврова дрок тут же обращается в символ веры!
В Библейской энциклопедии архимандрита Никифора с горящим углем (дрока) сравнивается лукавый язык человека (Пс. CXIX, 3, 4). Тогда строчки Таврова можно интерпретировать в контексте дихотомии «истина/ложь», но также в связи с философией христианства.
Земля с дроком - та, где мало виноградных лоз, «мало Бога». Не того, который бог, а того, который БОГ (как у Дж. Морроу, в книге «Единородная дочь»). А небо в плечах - уж, разумеется, у праведников, у подлинных христиан. «Одесную и ошую»!
И завершает стихотворение абсолютно понятное двустрочие о Лазаре, символизирующем воскрешение, по слову божьему. «Двинь язык» означает сказанное Господом «встань и иди».
Поэтому, даже в пределах естественного привычного обыденного языка, стихотворение Андрея Таврова, в целом, воспринимается как понятное, христианское, символичное.
Завершу анализ выводом: в-живление стихотворения в культуру христианских смыслов прошло целостно (можно сказать - прыжком), единым поэтическим языком Андрея Таврова, творчества которого оценка ещё предстоит в ближайшем будущем, - полновесная, критическая и полная.
Это был общепонятный, первый символичный и общекультурный пласт произведения.
Следующий символический пласт можно предварить гипотезой о самой материи языка, которая в своём движении преображается в Поэзии. То есть, на переднем плане стихотворения, - творец и его творчество, над которым производятся усилия. Язык, под действием и величием истинного таланта, становится воистину говорящим, глаголящим. И его ждёт свобода - подлинная, глубокая, человеческая, сберегающая Божьи искры. При условии, конечно, что творчество стремится быть понятым и увековеченным.
Обращение к литературе о символах, безусловно, выведет нас на следующий пласт, более глубокий, но это дело дальнейших исследований.
Спасибо за внимание.