*
О, олеандры - вы сероватые имели листья,
Цветы же бледные, цвет розовый у них.
О море с ними представление соединилось -
Далёком, тёплом, омывающем те страны, где цветут они.
Зимою фуксии во комнате цвели роскошно.
А летом вдоль забора цветов то распускалось столько,
Что сад казался, как сплошной букет.
Цветы живыми чудились в ту пору мне.
Так, резеда - во сером платьице в заштопках
Девчонка бедная, и только запах удивительный собой
Происхожденье сказочное выдавал её.
А розы чайножёлтые - красавицы-молодки,
Что потеряли весь румянец на ланитах свой,
Употребляя чая через чур, что стал для них он злом.
*
С анютиными глазками мне виделась так клумба -
Сплошной то маскарад. И это вовсе не цветы:
Весёлые, лукавые цыганки, на лицах у которых будто
Надеты маски чёрные из бархата. О, пестроты
Во танцовщицах этих преизрядно было:
То синие, то жёлтые, то цвета лилий.
А маргаритки не любимы были мной:
Их платья розовые казались полны скукотой.
Напоминали маргаритки мне соседских
Девчонок, отец - учитель Циммерман.
Девчонки белобрысы и безбровы были, а
При каждой, каждой встрече,
Придерживая юбочки кисейные свои,
Тут ж книксен делали они.
*
Цветком был самым интересным портулак, конечно -
Ползучий он, но красками он всеми чистыми пылал.
Иголки мягкие и сочные имел листочков вместо.
Зелёный брызгал сок из них, коль их нажал...
Цветы сии и этот сад со силою необычайной
Моим воображением, так скажем, управляли.
Должно быть, в этом именно саду и родилось
Пристрастите ко путешествиям моё.
Себе я в детстве представлял далёкую страну, куда поеду
Я непременно, как равнину всю в холмах,
Заросшую до горизонта - вся в траве она, в цветах.
И в них, в цветах, тонули города, да и деревни.
Я рассказал об этом всей своей, любимой мной родне.
Никто с них не хотел меня понять. Впервые «фантазёр» услышал слово, с презреньем адресованное мне.
**
Я отступлю здесь от М.П. немного.
Уж, верно, догадаюсь для чего.
Опять явился мне ответ тут без вопроса -
С чего мне в этой книге, да, очень хорошо.
Да, на одной волне я с автором сей книги -
Его понятны мне фантазии и линии
Сюжета, в коих о земь он с небес,
Порой, бросает повествованье о себе,
И тут же с бренных дел, что на земле творятся,
В мир красоты волшебной отправляет нас,
Даруя чудеса, что видел он хоть раз,
Но кои навсегда теперь и в нас. Приятно
Плыть на такой волне хоть в штиль, хоть в шторм...
Спасибо тем цветам, что в детстве видел Он!
**
=
На галерее в бабушкином доме в Черкассах стояли в зелёных кадках олеандры. Они цвели розовыми цветами. Мне очень нравились сероватые листья олеандров и бледные их цветы. С ними соединялось почему-то представление о море – далёком, тёплом, омывающем цветущие олеандрами страны.
Бабушка хорошо выращивала цветы. Зимой у неё в комнате всегда цвели фуксии.
Летом в саду, заросшем около заборов лопухом, распускалось столько цветов, что сад казался сплошным букетом.
Цветы чудились мне тогда живыми существами. Резеда была бедной девушкой в сером заштопанном платье. Только удивительный запах выдавал её сказочное происхождение. Жёлтые чайные розы казались молодыми красавицами, потерявшими румянец от злоупотребления чаем.
Клумба с анютиными глазками походила на маскарад. Это были не цветы, а весёлые и лукавые цыганки в чёрных бархатных масках, пестрые танцовщицы – то синие, то лиловые, то жёлтые.
Маргаритки я не любил. Они напоминали своими розовыми скучными платьицами девочек бабушкиного соседа, учителя Циммера. Девочки были безбровые и белобрысые. При каждой встрече они делали книксен, придерживая кисейные юбочки.
Самым интересным цветком был, конечно, портулак – ползучий, пылающий всеми чистыми красками. Вместо листьев у портулака торчали мягкие и сочные иглы. Стоило чуть нажать их, и в лицо брызгал зелёный сок.
Бабушкин сад и все эти цветы с необыкновенной силой действовали на мое воображение. Должно быть, в этом саду и родилось мое пристрастие к путешествиям.
В детстве я представлял себе далёкую страну, куда непременно поеду, как холмистую равнину, заросшую до горизонта травой и цветами. В них тонули деревни и города. Когда скорые поезда пересекали эту равнину, на стенках вагонов толстым слоем налипала пыльца.
Я рассказал об этом братьям, сестре и маме, но никто меня не хотел понять. В ответ я впервые услышал от старшего брата презрительную кличку «фантазер».
//
Отрывок из книги
Константин Георгиевич Паустовский
Повесть о жизни.
Книга первая «Далёкие годы»
Глава «Розовые олеандры»
№10