Важное замечание:
Без внимательного полного прочтения моей давешней статьи «Петергофский праздник. Доработка В.Конрада 18+»
(http://stihi.ru/2023/04/02/4089 или https://proza.ru/2023/02/20/172)
чтение и использование статьи, представленной ниже, запрещены.
Едва ли когда-нибудь какой-нибудь высокий профессиональный чтец отважится записать и опубликовать декламацию поэмы М.Ю.Лермонтова «Петергофский праздник». А вот самодеятельные декламаторы уже успели о себе заявить, хотя их декламации основаны не на результатах моей реставрационной работы, которая впервые за почти 200 лет позволила в полной мере понять содержание и оценить поэму, а на академическом издании, которое содержит пропуски более десятка строк в нескольких местах, непрофессиональную замену содержания одной строки и 3 случайные поэтические погрешности, — последние, я считаю, возникли по небрежности и недосмотру при подготовке и наборе в печать первого печатного издания в 1859 году.
Одна декламация любителя
https://yandex.com/video/preview/6588286688190062010
ниже всякого порицания! Видно, что у декламатора *уй никогда не стоял и никогда уже стоять не будет. Позор Русской Словесности!
Другая декламация
https://www.youtube.com/watch?v=8TdNtrZqcOY
гораздо лучше в вокальном и выразительном плане, но исполнитель криком своего красивого голоса совершенно не врубается в содержание, похожий на опытного попугая, который с глубоким выражением произносит разные красивые слова и фразы, не понимая, что те означают. Чтец продекламировал нам о том, как доблестный и строгий юнкер Бибиков отъе*ал, проучил и наказал уличную *лядь, которая всё время возмущенно кудахтала, как курица.
Это печальное состояние данных чтецов подвигло меня написать «Руководство по декламации» отреставрированной мною поэмы М.Ю.Лермонтова «Петергофский праздник», что можно считать второй частью работы по реставрации поэмы.
Восстановленные строки помечены крестом.
Кипит веселый Петергоф,
Толпа по улицам пестреет,
Логические ударения ставить на слова «Кипит» и «Толпа». Ударные слова произносить тем же тоном, которым произносятся слова «Да здравствует»!.
Печальный лагерь юнкеров
Приметно тихнет и пустеет.
Здесь нужно понять, почему М.Ю.Лермонтов употребляет эпитет «Печальный». Не только потому, что бедные мальчики, оторванные от родных мам, переживающих за них в родных поместьях, тоскуют по дому, хотя отчасти и поэтому тоже, но очевидно, что юнкерский лагерь, являвшийся всего лишь временным объектом, ежегодно разбиваемым на время Праздника Фонтанов, пользовался печальной славой: юнкера могли порой такое отчебучить, что стыдно вспомнить! Этот сарказм печали должен быть отражен чтецом, и то, что лагерь затих и опустел тогда, когда все толпы собрались в Саду Петергофа, уже само по себе могло являться тяжелым предзнаменованием. В интонации чтеца некий легкий намек на это обстоятельство должен содержаться.
Туман ложится по холмам, 5
Окрестность сумраком одета —
Строки 5 и 6 — являются фрагментом пейзажной лирики. После слова «Окрестность» следует небольшая пауза, позволяющая декламатору вытянуть руку к окрестности и слегка повести ею в сторону.
И вот к далеким небесам, 7
Как долгохвостая комета,
Строки 7-8 должны содержать интонацию внезапности и необычности
Летит сигнальная ракета. 9
Строка 9 произносится с выражением: «Смотрите! Вон сигнальная ракета! Никому не расходиться! Сейчас будет фейерверк!»
Волшебно озарился сад, 10
Затейливо, разнообразно;
Строки 10 и 11 следует читать с тем выражением, которое передавало бы уникальность картины, созданной освещением от сигнальной ракеты, при котором все предметы вокруг отбрасывают синхронно движущиеся тени. Логическое ударение на "Волшебно".
Толпа валит вперед, назад, 12
Толкается, зевает праздно.
В строках 12 и 13 интонация как бы возвращает нас началу повествования, к строкам 1 и 2. Логические ударения приходятся на слова «вперед». «назад», «Толкается», «зевает».
Узоры радужных огней,
Дворец, жемчужные фонтаны, 15
Жандармов белые султаны, +
Корсеты дам, гербы ливрей,
Колеты кирасир мучные,
Лядунки, ментики златые,
Купчих парчевые платки, 20
Кинжалы, сабли, алебарды,
С гнилыми фруктами лотки,
Старухи, франты, казаки,
Глупцов чиновных бакенбарды,
Венгерки мелких штукарей 25
Витые локоны *лядей, +
Толпы приезжих иноземцев,
Татар, черкесов и армян,
Французов тощих, толстых немцев
И долговязых англичан — 30
В стоках с 14 по 30 следует жанровое перечисление тех, кто присутствовал в саду в ожидании фейерверка, которое после тире обобщается в одну картину в строках 31-34. Можно заметить, что это последовательное перечисление выполнено в соответствии с Лермонтовским табелем о рангах: сперва перечисляются самые значительные и уважаемые граждане и их атрибуты, начиная с дворца, а ближе к концу внимание смещается всё больше в сторону разного отребья, на последнем краю которого упоминаются англичане. Интонация декламатора должна выдерживать это длинное последовательное перечисление и передать соответствующее табелю уважение и почтение, а также и полное презрение в конце списка. Султаны в строке 16 — это перьевые украшения праздничных головных уборов военачальников старших рангов. Колет — униформенный, белого кремового цвета, жакет кирасира. Лядунка — сумка с принадлежностями для заряжания ручного огнестрельного оружия (от немецкого «ляден» - заряжать). Ментик — униформенный жакет гусара, шитый золотом и украшенный золотыми шитыми шнурами и аксельбантами. Алебарда — не предназначенное для метания копье на длинном древке, оснащенное стальным фигурным элементом для нанесения лошади и вражескому всаднику рубящей раны и для стаскивания вражеского всадника из седла. Венгерка — цивильный или армейский длинный жакет, украшенный поперечно пришитыми на всю ширину груди нарядными веревочными элементами, позволяющими пуговичное застегивание бортов жакета. Штукарь — вор, мошенник. Интересно, что государственные чиновники расположены всего лишь на две строки выше *лядей и всего лишь на одну строку выше штукарей. «Бакенбарды» следует выделить важной интонацией. Строку 26 декламатору тоже следует выделить особо, поскольку сюжет построен на участии в нём *ляди, и здесь происходит как бы первая подготовительная интродукция героини. Строку 26 следует читать с несколько удивленным и слегка насмешливым выражением: «Гляди-ка, гляди! Б*яди тоже вывалили праздновать!»
В одну картину все сливалось 31
В аллеях тесных и густых
И сверху ярко освещалось
Огнями склянок расписных… 34
Троеточье в конце строки 34 дает понять, что расстановка декораций происшествия окончена — поэтому следует выдержать небольшую паузу.
Гурьбу товарищей покинув, 35
У моста <Бибиков> [2] стоял
И, каску на глаза надвинув,
Как юнкер истинный, мечтал
О мягких ляшках, круглых <жопках>; 39
Строки 35-39 следует читать обычным спокойным повествовательным тоном, не делая ни на чем упора. Единственное слово, которое следует интонационно выделить, — «истинный», поскольку оно сообщает нам, что Бибиков был обычным юнкером, таким же, как многие другие, и если бы взяться выделить лучшую часть юнкерского состава, то Бибиков несомненно тоже принадлежал бы к этой лучшей части. В то же время речь ведь здесь идет о вожделенных юнкером «нежных ляжках» и «круглых жопках», что являет собой проявление Лермонтовского гротеска. Чтец должен не упустить возможность выразить это соответствующей интонацией.
(Не опишу его мундир, 40
Но лишь для ясности и в скобках
Скажу, что был он кирасир.)
Строкам 40-42 следует придать выражение, часто придаваемое вводным общим сведениям, которые уже следовало бы дать, но как-то всё подходящего места не оказывалось.
Стоит он пасмурный и пьяный, 43
Устав бродить один везде,
В строках 43-44 совершается, как говорят кинооператоры, наезд камеры на образ. Глубокое логическое ударение следует сделать на «пьяный», поскольку это глубоко характеризует заступившего в наряд военнослужащего — недисциплинированного и не сознающего своей ответственности. Эти две строки, в отличие от двух последующих, несут внешнее состояние героя: бродил повсюду, нашел возможность крепко выпить, устал, остановился и стоит у моста. После строки 44 следует выдержать небольшую паузу, поскольку следующая строка имеет уже совсем другой ракурс.
С досадой глядя на фонтаны, 45
Строку 45 можно понять только, непосредственно заглянув в лицо героя, увидев направление его взгляда и угадав, что он обо всех этих фонтанах думает, А строка 46 уже переносит нас в его душевное состояние.
*уём скучая о *изде. + 46
К концу строки 46 интонация декламатора должна съехать в область полного уныния, результатом которого становится нецензурное восклицание в начале строки 47.
«<Е*ёна> мать! два года в школе, 47
А от роду — смешно сказать —
Лет двадцать мне и даже боле;
«Е*ена мать!» следует произносить протяжно, тихим, сокрушенным голосом, как бы про себя, так, как будто кошелек с деньгами на лошадь, которые долго копились, был украден из кармана, и это обнаружилось только в последний момент, когда потерпевший пришел на рынок, преодолев пешком 20 км, которые сейчас придется топать обратно. Бибикова угнетает парадоксальное несоответствие между осознаваемой им собственной зрелостью с почти завершенным войсковым образованием и совершенным, абсолютным отсутствием личной свободы. Очень глубокие логические ударения ставятся на «два года», «лет двадцать», «даже боле». Всю строку 49 следует прочитать с легкой самовопросительной интонацией, чтобы слушатель понял, что Бибиков имеет лишь приблизительное представление о своем возрасте.
А не могу еще по воле 50
Сидеть в палатке иль гулять!
Строки 50-51 произносятся довольно быстро, раздраженно, на одном дыхании, с выражением, которым обычно запальчиво говорят о доказанном очевидном нонсенсе, чего не хотят понят все остальные. Переход к строке 52, после «гулять» — без малейшей паузы.
Нет, видишь, гонят как скотину! 52
В строке 52 «Нет, видишь,» произносится слитно, одним словом, за чем следует пауза продолжительностью в размеренный вдох, позволяющая Бибикову найти точное выражение мысли: «гонят, как скотину» — с глубоким ударением на «гонят». Суть не в том, что «как скотину», — что в войсках не соответствует действительности, поскольку войска передвигаются не стадом, а строем — а в том что «гонят», приказывают идти. Поэтому глубокое логическое ударение нужно поставить на «гонят», а не на «как скотину».
Ступай-де в сад, да губ не дуй! 53
На <жопу> натяни лосину,
Сожми <муде> да стисни <*уй>! 55
Да осторожен будь дорогой:
Не опрокинь с <говном> лотка!
<*лядей> не щупай, <*урв> не трогай! 58
Далее, в строках 53-58 у Бибикова прокручивается фрагмент инструктажа перед заступлением в наряд. Декламировать фрагмент следует жестким, повелевающим, приказным командирским тоном проводящего инструктаж офицера, который приказывает заступающим в наряд юнкерам отправиться в сад, надев униформенные рейтузы со всей надлежащей аккуратностью. Кирасиры — разновидность кавалерии. Седалищная часть рейтуз выдерживала постоянное трение о седло только будучи изготовленной из кожи лося — поэтому «лосина». Мужские гениталии укладывались в рейтузах в специально предусмотренный для них гульф так, чтобы избежать травмы при резком нажатии тела на переднюю луку седла. Поэтому офицер и обращает внимание юнкеров на надлежащее положение гениталий согласно Уставу. Для Бибикова же данное положение Устава имеет другой, более существенный своей огорчительностью смысл: не вздумай во время несения наряда заигрывать с *лядями и курвами. В данном фрагменте логические ударения ставятся на «в сад», «лосину», «муде, «*уй», «дорогой», «лотка». «*лядей не щупай» произносится офицером злобно, с угрозой, грозя пальцем, с ударением на «*лядей» — мол, узнаю, что если кто *лядей щупал, собственноручно выпорю. После «*урв» следует сделать далее логическое ударение на «не трогай». Какая разница между *лядью и курвой? — согласно словарям, как бы никакой. Но в понимании инструктирующего офицера *лядь — это проститутка и женщина легкого поведения, в то время как *урва — любая другая женщина вообще. Инструкция «курв не трогай» направлена на то, чтобы во время несения наряда юнкер, чего доброго, не вздумал дое*аться до какой-нибудь честной купчихи или поварихи. Эту разницу нужно, чтобы слушатель услышал: «*лядей не щупай» нужно произносить окриком, почти с ненавистью к студентам — потому что постоянно в нарядах такие инциденты — в то время как *урв не трогай следует произносить со строгостью, но более спокойным голосом. До и после «*урв» требуются паузы. Логическое ударение на «не трогай». В строке 53 инструктор, заметив огорчение на лицах назначаемых юнкеров, произносит «да губ не дуй!» высшей степени презрительно, подразумевая под дутьем губ исключительно дамскую капризную черту, не позволяющую женщинам переносить тяготы и лишения воинской службы. Декламатору следует подумать, как отразить и сделать понятными для слушателя все эти нюансы.
Мать их <распрое*и>! тоска!» 59
Сдавленное, очень сердечное трёхэтажное матерное проклятье Бибикова в строке 59 направлено, конечно, не на *урв и *лядей, как это следует из опубликованных ныне декламаций, а на офицерско-педагогический персонал Школы, именно который в приказном порядке «гонит» юнкеров из наряда в наряд, «как скотину». Сдавленное, внутреннее звучание трехэтажного проклятия должно резко отличаться от командирского крика педагога. «тоска!» следует произносить очень тихо и протяжно, чтобы было понятно, что обусловленная отсутствием личной свободы тоска не знает ни конца, ни границ, ни края. Слушатель должен ясно понять, где прямая речь офицера, а где эмоции Бибикова.
Умолк, поникнув головою. 60
Строка 60, являясь итогом повествования о мучениях юноши, — что надо произносить даже несколько участливо, с некоторым сочувствием — одновременно является началом следующей строфы, знаменующей переход к следующей сцене.
Народ, шумя, толпится вкруг. 61
Новая сцена отделена от предыдущей повествовательной строкой 61, которая напоминает, как и в каких декорациях складывается ситуация. Произносить следует нейтральным тоном, не придавая значения.
Вот кто-то легкою рукою 62
Его плеча коснулся вдруг;
За фалды дернул, тронул каску… 64
Строки 62-64 являют собой сюрприз, который даже сперва непонятно, в чем будет состоять. Выдержать паузы после «вдруг», «дернул», «каску».
Повеса вздрогнул, изумлен: 65
В строке 65 вздрагивание и изумление следует передать соответствующей интонацией.
Романа чудную завязку 66
Уж предугадывает он.
В строке 66 необходимое ударение на слово «Романа», которое под глубоким логическим ударением одновременно произносится с выраженной полувопросительной интонацией.
И, слыша вновь прикосновенье, 68
В стоке 68 нужно передать, что это было снова очень легкое прикосновение к плечу — что это даже приятное своей легкостью прикосновение. «Прикосновение» следует произнести несколько возвышенно.
Он обернулся с быстротой, 69
Строку 69 следует произнести быстро, чтобы передать нетерпение Бибикова узнать, кто же это и зачем его трогает, — ведь он ни с кем не договаривался о встрече и ничего подобного не чаял!
И ухватил…. о восхищенье! 70
За титьку женскую рукой.
Строки 70-71 — следует передать это восхищение, которое одновременно являлось сюрпризом и даже чудом — поскольку Бибиков, как раз в этот момент, страдая от своего скотского подневольного состояния, в душе испытывал *уем сильное давление кипящей лавы страстей. Чтец должен суметь передать это состояние — поэтому "о восхищенье", произносится буквально с замиранием души, а «за титьку» — с выражением потрясенной похоти. Глубокие паузы после «о восхищенье!» и после «за титьку».
В плаще и в шляпке голубой, 72
Маня улыбкой сладострастной,
Пред ним хорошенькая <*лядь>; 74
Стоки 72-74 следует декламировать примерно следующим образом: как будто Бибиков развернул загадочный, но чрезвычайно приятный на ощупь теплый сверток, в котором оказалась малахитовая шкатулочка; он её открыл, а в ней, о чудо! — живая Дюймовочка… в плаще и шляпке голубой. После «*лядь» нужно выдержать паузу потрясения этим чудом.
Вдруг вырвалась, и ну бежать! 75
Стока 75 — резкая перемена ситуации. Произносить следует, как в устном рассказе о белке, которая долго понемногу приближалась, не решаясь подойти, но когда взяла с руки орех, тут же дала с ним дёру к ближайшему дереву.
Он вслед за ней, но труд напрасный! 76
В стоке 76 слово «напрасный» следует произносить не с досадой и не с обреченностью, а с удивлением и восхищением, как будто неведомая волшебная сила препятствовала сокращению расстояния, а подвижность и скорость бега героини не могли не восхищать.
Та по дорожкам, по мостам, + 77
Легка, как мотылек воздушный,
Она кружится здесь и там;
То, удаляясь равнодушно, 80
Грозит насмешливым перстом,
То дразнит дерзким языком. 82
Строки 77-82 следует читать так, как будто речь идет не об уличной *ляди, а об едва касающейся одной ногой пола балерине Истоминой, которая в Первой главе романа «Евгений Онегин» летит затем в прыжке, невесомая, и «то стан совьет, то разовьёт и быстрой ножкой ножку бьет», — именно такую декламацию М.Ю.Лермонтов здесь предписал всем стилем своего стихотворения.
Вот углубилася в аллею; 83
Все чаще, глубже… он за нею;
Схватясь за кончик палаша, 85
Строки 83-85 — как будто речь идет не об аллее, а о полумраке загадочной пещеры,
Кричит: «постой, моя душа!» 86
Строка 86 - «постой, моя душа» следует воскликнуть так, как герои мелодрам порою кричат вослед экипажу: «Я люблю Вас, Машенька!» И в то же время — довольно пьяным голосом, поскольку, согласно строке 43, Бибиков был пьян.
Она все далее бежит: 87
Высоко грудь младая дышит,
И шляпка на спине висит. 90
Стоки 87-90 читаются в том же ключе, что и строки 77-82
Вдруг оглянулась, оступилась, 91
В траве запуталась густой,
Строки 91-92 следует читать с возрастающим предощущением неминуемой беды, которую уже осознал наблюдатель, но о которой сам субъект еще не догадывается, при полной невозможности для наблюдателя в меру быстрых обстоятельств никак эту беду предотвратить. С выражением беспомощного сочувствия. Пример: «Мурка вспрыгнула на перила — сейчас свалится! Смотри, уже повисла!» Выдержать все паузы!
И с обнаженною <*издой> 93
Строку 93 не следует как-то особенным образом выделять. Как будто речь идет об авоське с продуктами. Как бежала с этой авоськой — так с ней и упала.
Стремглав на землю повалилась. 94
В строке 94 после слов «на землю» следует пауза. Глубокое логическое ударение на «повалилась», обозначающее окончание процесса и данной сцены. «Повалилась» следует всё же произнести с некоторым облегчение, что, мол, героиня руки-ноги себе не переломала, лицо не разодрала, титьки с разбегу не отшибла.
А наш повеса тут как тут; 95
Строка 95 — действительно, а куда же он мог иначе подеваться. «А коша мышку цап-царап!»
Как с неба, хлоп на девку прямо! 96
Строка 96 — потянуть «как с небаааааа», глубокое громкое ударение на «хлоп»
«Помилуйте! в вас тридцать пуд! 97
Как этак обращаться с дамой!
Строки 97-98 следует читать игривым голосом опереточной артистки, работающей по ходу в веселом речитативном диалоге, а вовсе не возмущенным голосом глупой курицы, чопорно спешившей в курятник, чтобы снести свежее яйцо, — именно последний вариант звучит в одной из опубликованных в Интернете декламаций, — по-куриному читать не надо! Героиня не для того зацепила Бибикова, чтобы позднее выражать ему свое куриное негодование, а для того, чтобы при переходе на «ты» общаться с ним весело. Тон героини должен быть веселым, со смехом, несколько насмешливым, но в нем должна звучать и похоть, предвкушение блудного соития, по которому героиня, видно, сумела как следует стосковаться.
Пустите! что вы? ой!» — Молчать; 99
Строка 99 произносится со смехом и весёлым деланным удивлением — чтобы стало понятно, что герой первым делом молниеносно облапал героиню всю и за жопу, и за титьки. Веселое «ой!» — схватил за *изду. Именно такое чтение станет хорошей почвой для солдафонского окрика Бибикова: «Молчать!», где требуется сильное командное ударение на первом слоге с ярко выраженным «а», после чего потянуть второй слог, — похожим образом звучит отдаваемая на военных парадах команда «Равняйсь!»
Смотри же, лихо как <е*ать>! — 100
Строка 100. Глубокое логическое ударение приходится на «Смотри же», после которого нужна значительная пауза. Интонация должна напоминать возглас ребенка, который впервые взобрался на высокий стол, стал во весь рост и гордо воскликнул: «Смотрите!, (пауза) какой я большой!»
Дальше следует отреставрированный мною в предыдущей работе кульминационный фрагмент, поэтому и исполнять его следует в соответствующем кульминации ключе.
Всё было тихо. Куст зеленый 101
Склонился мирно над четой.
Строки 101-102 — затишье перед бурей. Тихий отток воды от берега перед приходом волны цунами.
Лежит на *ляди наш герой, 103
В гульф`е исходит *уй ядреный. +
Строки 103-104 — нарастание волны с быстрым усиление экспрессии.
Вдруг, грянул залп! Каскад огней! + 105
Строка 105 — удар волны цунами «Вдруг, грянул залп!». «Каскад огней!» — потянуть полет светящихся «огнееееееей!»
Вцепился в титьку он зубами, 106
Строка 106 произносится яростной скороговоркой.
«Да что вы, что вы?» — Ну скорей! 107
Строка 107. Восклицание героини сквозь веселый смех, но и с неподдельным удивлением.
Дай, продеру промеж губами! + 108
*уй отъе*ёт тебя, курв`а, +
Достать который не зазорно. + 110
Далее, до конца строки 110 — невероятно грубым тоном. Логические ударения на «Дай», «*уй», «*урв`а», «достать», «не зазорно». Должно стать понятно, что не теоретически «достать не зазорно», а именно сейчас Бибиков и достает. Чтобы правильно прочитать, нужно себя представить на месте Бибикова.
«Ах боже мой, какой задорный! 111
Строку 111 надо произносить не с выражением «ишь, чего захотел», как это произносят иные чтецы, а надо, наоборот, произносить с восхищением и восторгом, с констатацией везения: «уж этот отъе*ет как следует!». Восторженное восклицание относится к ядреному *ую Бибикова, который тот, став на колени, уже успел достать.
Пустите, мне домой пора! 112
Кто вам сказал, что я такая?»
Строки 112-113 следует читать с кокетливо надутыми губками. Впрочем, здесь есть простор для вариантов. В любом случае строки 111-113 — это всё чрезвычайно женственное кокетство совмещенное со сладостным похотливым волнением, предшествующим первой интимной встрече с незнакомцем, которое может сопровождаться соответствующим учащенным дыханием, что является хорошей подготовкой
— На лбу написано, что <*лядь>! 114
к строке 114, которую читать следует чрезвычайно грубо, с глубоким резким логическим ударением на «написано» и на «*лядь!», после чего героиня понимает, что дальнейшее жеманное кокетничанье уже не уместно. Нужно показать несогласность диалога: героиня шутит и заигрывает, а Бибиков старается её унизить.
«Mon cher, начните же е*ать! + 115
Залупьте *уй, в *изду втыкая». +
Стоки 115-116 произносятся с учащенным глубоким дыханием предвкушаемого блудного соития — это главное сейчас для героини — с несколько деланным преувеличением, что она, мол, совсем теряет голову от страсти. Но на заднем плане у неё маячит перспектива получения хорошего заработка, поэтому, оценив природную грубость юнкера, она воплощает свой встречный эротический порыв тоже в крайне грубой форме — ей ли стесняться! — в надежде понравиться, завоевать постоянного клиента — тем более такого, который не только знатен и при деньгах, но и молод, красив и способен лихо доставить эротическое удовольствие. Чтобы слушатель смог врубиться во все эти нюансы, нужно в этот момент представлять себя на месте героини — прием, используемый профессиональными актерами. В строке 115 обращение «Mon cher» (мон шэр) следует по возможности произнести манерно, с французским произношением: «Моn» в нос и с по-французски гортанным «r», — но свободно, привычно, поскольку высшие слои общества а вслед за ними и многие другие в те времена постоянно совершали вкрапления французского языка в родную русскую речь. Бибиков тоже делает это позднее, в строке 142.
И Бибиков от *урвьих слов + 117
Сказал: Эх *лядь! — и был готов. +
В том, что в строках 117-118 у Бибикова произошло преждевременное семяизвержение, нет ничего патологического. Его муди уже давно отяжелели от малафьи и страдальчески мечтали об опорожнении. Встречный откровенный эротический порыв героини, выраженный в конгруэнтной Бибикову грубой форме, вызвал в яйцах Бибикова сильный резонанс. Когда подступает и начинается семяизвержение, это происходит на рефлекторном уровне и это, уже начавшееся, невозможно ни сдержать, ни остановить. У любого нормального мужчины такое случалось при первых эротических встречах и в юношеских эротических снах. Преждевременная эякуляция, впрочем не вызывает того сладострастного наслаждения, которое мужчины испытывают в штатном режиме, погружая на всю глубину. Поэтому Бибиков и ругнулся, — неожиданно и плохо кончил. «Эх, *лядь!» следует читать с досадой и разочарованием в себе. Данное бранное восклицание несет здесь главную смысловую нагрузку. Чтение слова «готов» должно выражать окончательность и невозможность повтора.
Под фейерверк, вскричав: «Мне мало!», + 119
Та, с платья малафьи собрав, + 120
Пять пальцев сладко облизала. +
Строки 119-121. «Под фейерверк» должно прозвучать как «Да здравствует!», «мне мало!» — несколько страдальчески, строку 121 — так, чтобы она прозвучала причиной строки 122. После слова «облизала» нужно посредством очень небольшой паузы выразить замирание героини на самой вершине бытия.
И закатился взор прекрасный, 122
И к томной груди в этот миг
Она прижала сладострастно 124
Оригинальные Лермонтовские строки 122-124 невозможно толковать иначе, как то, что героиня кончила, — об этом я хорошо написал в Первой части, посвященной процессу реставрации Поэмы, — причем, кончила с огромной силой. В строке 122 нужно передать стремительный сладостный спуск с крутой горы, который невозможно остановить. Чтение строк 123-124 должно показать слушателю сладострастное на этом спуске желание героини засунуть в себя Бибикова всего целиком — вместе с палашом и каской.
На всем протяжении кульминационной сцены нужно передавать факт кипящей в обоих героях половой горячки, эротического накала, близкого к 100%. Только таким образом оба смогли кончить в нештатном режиме.
Его угрюмый, красный лик. 125
Строка 125 требует резкой перемены тона. Она читается спокойным холодным медленным тоном, передающим разочарованные и опозорившиеся эмоции Бибикова: «Угрюмый (пауза), красный (пауза) лик». Тон, с которым читается строка 125, должен быть как бы продолжением чтения слова «готов» в строке 118. Этот тон должен одновременно обозначить окончание сцены.
— Скажи мне, как тебя зовут? — 126
Строка 126 показывает, что Бибиков совершенно не умеет разговаривать с женщинами, что естественно при полном запрете в Школе Юнкеров и Прапорщиков на чтение любой литературы, кроме учебной военной, ведь именно художественная литература прививает юным читателям верные стереотипы человеческого и в частности разговорного общения между мужчиной и женщиной. Бибиков в этом смысле совершенный дикарь. Назвать свое имя просят в начале знакомства, а не при прощании навсегда. Чтец может сперва потянуть «Э-э», чтобы позволить Бибикову мгновение поразмыслить над тем, с чего следует начать прощальный светский разговор. Этим «непринужденным» разговором Бибиков также постарался сам для себя загладить, затушевать и окунуть в Лету свой непроизвольный промах.
«Маланьей.» — Ну, прощай, Малаша. — 127
Строка 127. Героиня называет свое имя со стоном посторгазменного изнеможения. Бибиков прощается с выражением, мол, «спешу, поздно уже, пора по домам». «Н-н-у-у» можно несколько потянуть, как будто Бибикову, хотелось еще что-нибудь сказать, да ничего не нашлось.
«Куда ж?» — Да разве киснуть тут? 128
Строка 128. Героиня задает вопрос ещё не вполне, но понемногу приходя в себя. Бибиков отвечает на её вопрос вопросом с выраженной риторикой?
Болтать не любит братья ваша 129
Строка 129. Бибиков говорит уверенно, как бы со знание женщин, и сам не понимает, что врет. Ведь в действительности нет на свете более болтливых существ, чем женщины: начнет иная болтать — не остановишь! Здесь чтецу следует продумать, как интонацией можно подчеркнуть полное отсутствие у Бибикова каких бы то ни было рациональных представлений, кроме элементарных физиологических, об особенностях женского существа.
Еще в лесу не ночевал 130
Ни разу я. — «Да разве даром?»
Строки 130-131. Бибиков говорит уже с издевкой «ты, мол, совсем, что ли, дура, чтобы надеяться, ожидать и требовать от меня ночевки в лесу!» - стараясь нейтрализовать собственную моральную самоуниженность посредством уничижения партнерши. «Да разве даром?» — Маланья спрашивает, уже совсем придя в себя, совершенно нормальным голосом, но уже в ожидании подвоха.
Повесу обдало как варом, 132
Строка 132. Прочитать нужно так, как будто Бибиков от Малаши прямо аж отпрянул. После строки следует пауза.
Он молча <муде> почесал. 133
Строка 133. Следует показать процесс раздумий. После строки пауза.
— Стыдись! — потом он молвил важно: 134
Ужели я красой продажной 135
Сию минуту обладал?
Нет, я не верю! — «Как не веришь?
Ах сукин сын, подлец, дурак!» 138
Уже со строки 132 Бибиков начинает корчить клоуна и продолжает это делать вплоть до середины строки 137. «Нет, я не верю!» нужно произнести с выражение глубочайшего потрясения — так, как если бы Путин вдруг узнал, что Лавров и Шойгу английские шпионы. В строках 137-138 Маланья, понимая, что негодяй её разводит на законное бабло, выражается в защиту своей попранной чести со всей неистовостью. Но как нормальная женщина — без призвуков куриного возмущения. Разъяренная Кармен. «Дурак — с резким продолжительным «р», очень презрительно, с ударением на обоих слогах. В строке 138 выдержать после каждого слова паузы, позволяющие Малании находить нужные оскорбительные слова.
— Ну, тише! как спущу кулак,
Так у меня подол <обсерешь>! 140
Строки 139-140. Бибиков, несколько обалдевший от её храбрости и решительности, одновременно напуган, что громкий скандал кто-нибудь может услышать и явится к месту самым нежелательны образом. Он говорит тихо, очень серьезно, с настоящей угрозой. Строку 140 он произносит с ненавистью.
Ты знай, я не балую дур: 141
Когда <е*у>, то par amour!
В строках 141-142 Бибиков интуитивно, чтобы как-то затушевать для самого себя то, что ему сейчас повесила на нос простая *лядь, и чтобы одновременно уменьшить накал возмущения у Малании, объясняет свои подлость и скупость якобы существованием и неукоснительным исполнением твердых мужских принципов. Здесь он говорит тем же очень тихим голосом и чрезвычайно угрюмо — продолжается внутреннее опасение, как бы не оказалось свидетеля сцены. Французское вкрапление сразу после «когда е*у, то» следует произносить с грубым русским акцентом: «пар амур».
Итак, тебе не заплачу я; 143
Но если ты простая <*лядь>,
Тогда за честь должна считать + 145
Знакомство юнкерского <*уя>! —
Строки 143-146. Видя, что ему удалось урезонить Маланью, которая, оценив палаш и грозный тон клиента, поняла, что одним кулаком может и не ограничиться, Бибиков продолжает уже смелее, постепенно переходя на издевательский тон. Пауза после «не заплачу я», позволяющая Бибикову придумать формулу издевки. Глубокие логические ударения на «*лядь» и «честь».
И приосанясь, рыцарь наш, 147
Насупив брови, покосился,
Под мышку молча взял палаш, 149
Строки 147-149. Слова «рыцарь наш» нужно читать несколько ироническим тоном с последующей иронической паузой. Насупленные брови являются признаком озабоченности — Бибикова заботило, чтобы не оказалось свидетелей. «Покосился» значит не поворачиваясь и не повернув головы повел из стороны в сторону глазами, чтобы убедиться, что никто не наблюдает. При чтении со сцены можно изобразить мимику. Нужно отразить медленную тщательность этого действия. Слово «приосанясь» тоже является очень информационно емкими — поэтому и его следует верно произнести. Это слово сообщает о том, что последний аргумент Бибикова позволил ему наконец в некоторой степени выпрямить свой хребет из того согбенного состояния, которое ему придали как храбрая попавшая прямо в точку дерзость Маланьи, так и предшествующие её оскорбительным словам другие нюансы эротического приключения. Отправившись мысленно в точку зрения современников М.Ю.Лермонтова интересно заметить, что сношение Бибикова и Маланьи происходило совсем в другой общественно-исторической формации: это совсем не то, как если бы сейчас сносились двое граждан России. В то время крепостному праву еще предстояло просуществовать 30 лет! Бибиков был дворянином, а Маланья — неизвестно какого мещанского сословия. Судя по роду занятий и простоте имени, она была далеко не баронессой. Простолюдину оскорбить дворянина — это было не просто дерзостью, а самым настоящим преступлением, поскольку простолюдин всегда по определению являлся подлецом. Единственным, что вносило вескую сумятицу в жесткие общественные правила и традиции, был непреодолимый инстинкт продолжения рода, который имел силу смешивать любые знатные и незнатные рода. Только поэтому Малании всё так легко сошло с рук. Это временно согбенное состояние Бибиковского хребта нужно, чтобы слушатель смог услышать в слове «приосанясь», что значит принять важный, бодрый, солидный, авторитетный, молодцеватый вид.
Дал ей пощечину — и скрылся. 150
Строка 150 произносится ускоренно, на одном духу — так Микки-Маус порой исчезает с места событий.
И ночью, в лагерь возвратясь, 151
В палатке дымной, меж друзьями,
Он рек, с колен счищая грязь:
«Блажен, кто не знаком с <*лядями>!
Блажен, кто под вечер в саду 155
Красотку добрую находит,
Дружится с ней, интригу сводит —
И плюхой платит за <*изду>!» 158
Смысловая нагрузка заключительных строк 151-158 хорошо изложена в первой части моей работы. Поэтому я просто помещаю здесь то, что писал там.
Бибиков не рассказал друзьям правды. Не рассказал, что погнался за *лядью, что *лядь оказалась настолько красивой, женственной, грудастой, заводной и эротически откровенной, что он не смог донести — обтрухался. Он не рассказал, что не заплатил, унизил несколькими способами и бросил её одну в потемках. Ведь рассказать такую правду стыдно. Он соврал, что «подружился с доброй красоткой», «свел с ней интригу», и «заплатил плюхой за *изду», выразив также общее своё недовольство *лядями. Он, вероятно, вообще ничего не стал бы рассказывать, но необходимо было как-то прокомментировать грязь на коленях. Принцип, выраженный в последней строке поэмы, он мог объявить друзьям лишь с заведомым расчетом на полный консенсус — такое поведение являлось, по-видимому, стереотипным в юнкерской среде. В настоящее время слово «блажен» не употребляется в обиходе и может показаться кому-то не совсем понятным. В данном контексте «блажен, кто...» значит «счастлив, кто...» , «хорошо тому, кто...», «повезло тому, кто...» Здесь Бибиков говорит в 3-м лице о себе — рассказывает, как он хорошо провел время, пока его дураки-товарищи несли наряд по охране порядка.
Таким образом, декламируя последние пять строк, следует поставить глубокие логические ударения на словах «не знаком», «добрую», «плюхой», поскольку здесь выражается следующая мысль: глупо платить за *блю, а лучше найти красотку, которой очень сильно самой приспичило *баться, и которая даст бесплатно, и в конце получить самому еще и удовольствие, дав ей пощечину. Какое удовольствие можно получить совершая над слабой, только что кончившей от тебя женщиной такое назидательное насилие? — это может быть непонятно иному читателю. Но М.Ю,Лермонтов знал, что это было понятно любому юнкеру — поэтому и Бибиков по этому вопросу в дальнейшие рассуждения не пускается.
Следует также учесть, что тон Бибикова в строках 151-158 должен быть как мягко-романтическим, так и слегка менторским, поучительным — ведь Бибиков уже отучился в Школе два года и был, как сейчас говорят, Дедом перед дембелем. А в палатке наверняка было полно молодых салаг и Бибиков, которому педагоги в период обучения уже сумели передать все свои знания, имел полное моральное право на наставничество.
И, ради бога, декламируя, не надо никаких громких сигналов для глушения грубых слов! М.Ю.Лермонтов не для того употребил в Поэме грубые нецензурные слова, чтобы их стыдливо глушили разные дураки и невежи. Сам я проставляю звездочки лишь для того, чтобы сайты размещения и поисковые машины не вычеркивали запрещенных к печати слов.
Февраль 2024.