Да, было время, я себя лечил,
Тревожил мир и ожидал ответа.
Я строил фразы, реплики точил,
Монтировал конструкции сюжета.
Заполнил сором – жизнь прошла моя,
Я был один, как все на всех похожий.
Я много загогулин бытия,
В прокрустово вогнал с налета ложе.
В те времена: цвели пышней сады,
Казалось много впереди при этом.
Бог и любовь, предчувствие беды,
Лишь зарифмуй - вот уж и стал поэтом.
И я надежду светлую тая,
Тогда в невзгоды вписывал убытки,
И выходило так, что будто я,
Выпрашивал: и слезы, и улыбки.
Но не цепляло, и брала тоска,
Я клял других с азартом за нахальство,
А люди лишь крутили у виска,
Позадержав с усильем зубоскальство.
Я напрягал Пегаса в два крыла,
У старых слов иная стала мера,
Но вот любовь внезапно предала,
И выдохлась религия и вера.
Воспоминанье только вновь и вновь,
И эхо страсти было мне за брата,
В инерции я воспевал любовь,
Дышал над розой, красками заката.
Мне надоело арфою бренчать,
Но захотелось все вернуть в начало,
Я как-то вдруг решился замолчать,
Чуть постоял, и что-то зазвучало.
Затем, как пыль тревога улеглась,
Преодолев: где фильтры, где упреки,
Вдруг музыка заветно полилась,
И не нужны ей ни слова, ни строки.