Кропотливо плывущие дни внимают темным промоинам и оседают, поседевшие, в ночной туман, промозгло струящийся из пор, охрипших от слез, осень, синие протоки покойных лесов, взлетающий всхлип!.. День процежен, колья утыканы головами и вороньем, помойки и вой. Бесы, седые и в черном, распечатывают свои тайны, ослепленно щурясь, выползают наверх из раскопов. Днесь отчаялся плакать и петь.
Рубаха хижины сквозит на ветру, отгуливает свое. Рот торного камня в тумане под утро, в лесу, выше кошек, скребущих по небу как дым. Исхудали дали взглядов и рук, незавешенных пологами. Хор туманов белеет, и дышится свежею солью, как моряк на рассвете, встающий под парус вздыхать.
Замерла залитая водой земля,; промозглые осенние рассветы, мокрота на лугах, лоно при родах. Опешивший всадник-душа, бестелесная в чувствительном лесу, вдруг срывается капелью и дрожью пробужденного к телу. К покаянью покоя в конце окаянной дороги.
**********************************
Заключение.
Это психиатрия, конечно, и неумение писать. До сих пор не умею. Скушно, когда знаешь, что будет в следующей строке, не говоря - строфе. Самовнушенный экстаз вообще штука смешная. В юности бунт против Бога довольно обычен, но в нем я также покаялся, тем более, я не Ставрогин и не Кириллов. Я не знаю, правда ли, что дух лукавый в воздухе, как сказал Павел; не знаю, есть ли искупление. Ничего не знаю, кроме того, что, как бунтовал честно, так и каялся. Т.е., и юношей, и в возрасте акме я рисковал рассудком, не пытаясь действовать, а проживая в себе. Недеяние в причине не нуждается, у действия она всегда есть. Ну, и все пережито. Я на спокойной воде. А эта несуразица - отрезок пути, за него ещё ответ держать; как же я обернусь и плюну в прошлое?