Мой дом из битого - осколков - в провале грунта,
на поле боя... внутреннего,
и, будто маятник верёвочный, болтается по кругу,
нервы души запутав,
средь окончаний звёздных -
их облетевших гроздей,
где загустела невесомость,
молочных берегов не тронув.
и в нём...
одни часы не заведённые,
врут мысленно самовлюблённо:
что вечность в каждой клетке точки -
началом зазывает нового
прямолинейным... кибертроникой
по пикселям до бога
само-осознанного.
больно
жить в многомерном доме,
где прозы будущих готовых
стихами долбят мозг ребёнка,
не повзрослевшего до бога,
играя дерзко-увлечённо,
любовь воображая взрослой -
что позаботиться...
но, только выкидышем корчится
тело рождённое,
что беспризорно слепком брошено
в среду разнообразий нелюбови.
и ты в ней - дока.
вокруг такое одиночество!
все защищаются от бога
своей серьёзностью.
- ну, поиграй со мной немного...
- мне на работу. - (портиться).
и, спит тревожно чья-то кошка,
марта заложницей,
а вслед... ребёнок-очень взрослый из панорамных диких окон,
из колебаний небоскрёба
землетрясений психотропных,
в ночь, адресующую прочерк,
так удручённо....
опустошённо смотрит.
город
однажды нежный снова чёрствый,
спешит на автострадах к звёздам...
и пахнет ромом...
не абордажным, погреба.
и ты, ужасно незнакомая, вся, по страницам, обнажённая
от диска лунного до кончиков...
и босоногая... в мартовской коме
мне снишься воздухом...
я задыхаюсь в лапах города -
волчицей вскормленным,
волк-одиночка
во фраке чёрном
всё ж человеческий ребёнок,
ждёт невозможное...
а ты, всё веришь в нелюбовь свою,
всё не опомнившись.
приговорённые.