Ночью в хижине восточной
Умирал старик.
Слышен был в тиши полночной
Женский плач и крик.
Не зажили под платками
Раны старика
И прощалась с ним глотками
Иордан-река.
Ни подушки, ни кровати,
Сын сидит в тюрьме
И его родные братья
В траурной кайме.
Автоматам за плечами
Не стрелять давно.
И навеки их молчанье
Запечатлено.
Видно знает только плаха
Где источник бед,
Кто ведет сынов Аллаха
Нарушать обет.
И, по-прежнему, пылает
Зарево от мин.
Пламя битвы не желает
Покидать камин.
Почему косой на камень
Жизнь разорена.
Стали злыми временами
Горе и война.
Будет вечностью она мне
И моей тоской,
Кто назвал святыми камни,
А не род людской.
Сколько длиться в этом споре
Битвам роковым?
Мертвым стало даже море,
Памятник живым.
И когда над общим кровом
Будет мирный флаг,
Если к людям с мудрым словом
Не пришел Аллах.
Кто построит мирный город
В душах и умах.
Чтоб навек затихла ссора
На семи холмах.
Всем достаточно простора,
Но, неумолим,
Словно яблоко раздора
Иерусалим.