Девочка, с раннего возраста полюбившая петь, помнит перламутрово-розовое молоко с малиной, васильково-голубые поля – глаза мамы и бабушки, выцветшую бирюзу в уставшем взгляде дедули. Беззаботный золотисто-лиловый июль, обёрнутый малиново-молочной пеленой, таким навсегда и остался, но не повторился больше ни разу в жизни давно повзрослевшей девочки с глазами цвета тёмной арабики.
И-ю-ль – сладкозвучие поёт умиляюще медленно, как спускающееся за горизонт солнце, «ль» – лиловый, «и» – жёлто-золотистый звук, словно бьющий в окно луч, сочетание «йу» – бронзово-красное, как далёкий Юпитер, и, в тоже время – первая его часть – звук «й» - оранжевый, лёгкий и жизнерадостный, даже немного пофигистский, как апельсин. Петь и раскрашивать слова было любимым занятием девочки; большое счастье, когда то, что ты по-настоящему любишь с детства сопровождает тебя и дальше, растёт вместе с тобой, становясь частью твоей жизни, какой бы арабской вязью не вязала судьба.
Познав науку вокального искусства, девочка стала избирательнее в звуках, оттенках, людях. Гласные звуки оказались шкатулкой с самоцветами, сонорные идеальной огранкой для каждого камешка. Они удобно тянуться, улетая далеко и высоко, не то, что некоторые: ща как цыкну! Разогреть связки и привести в рабочее состояние лифты резонаторов способны лишь такие изумруды с рубинами, как «ла», «нэй», «ми», «йа» – ну не прекрасна ли распевка «я -я -я -я – яблоко» или «май-май-май, к нам вернулся май»!? Исключительно благодаря сонорным звукам, лишённым шума, юная певица услышала свой подлинный голос, чистый тон. Воображение по привычке играло калейдоскопом оттенков: «р» - алая роза и переливчатая радуга, «м» - мамины глаза, васильки в небе, «н» - цвета индиго, свинцового неба, как в слове «нет», и нефритового моря, из слова «невероятно», «л» - любимый, поётся легко, даже «б» не помеха благозвучию в соседстве с «ль» - ласковым «м» морем и нежностью «ю», как в словах: юшка, Юля, юг.
Голос внутри нас всегда обращается к нам певуче, бережно, с любовью, прислушайтесь…
Звук жизни мощен и чист, как и сонорный, он лишён примесей толчковых «д», «т», «к», шипящих и ворчащих «ч», «щ», лопающихся «п», «б», или зудящего «з». Жизнь хочет звучания, вокруг и внутри нас. Однажды девочка поняла и это, оказавшись в свои двадцать ливнем влившихся в лёгкость и радость её расцветающего бытия лет в Научно-исследовательском центре. Васильки в глазах мамы окаменели до холодных сапфиров, никто здесь не пел, кроме жужжаще-стучащего аппарата МРТ, все мечтали только об одном – выздороветь. Накануне операции девушка наблюдала закат над мегаполисом и молила жизнь звучать, со смыслом и благостью, ёмко и даже яростно хотелось ей теперь, чтобы звучала её жизнь, призывным криком кита, звонким колоколом, сиреной, и тогда, кто-то подмигнул ей из алого молока, разлитого в небе. «Иисус» – мягким полу выдохом вырвалось из её сердца. А когда, сутки спустя, она стала приходить в себя, сознание прояснил золотисто-лиловый свет и взявшаяся из неоткуда в её голове песня «Памяти Карузо», тембром Лучиано каждый слог звучал сонорно: «Qui dove il mare lucica, e tira forte il vento…», - перевода она не знала, но продолжала слушать, и слёзы бежали горячим непрерывным потоком по полным жизни щекам. Значительно позже она вспомнит и найдёт перевод, в котором важным окажется только припев: «я очень люблю тебя, я очень, очень сильно люблю тебя, знай, это чувство заставляет мою кровь бежать быстрее». Чьи это были слова, судьбы, Бога, её самой?
Боль и страдание пыхтят и кряхтят, но неизбежно перевоплощаются в благозвучие при выздоровлении. Тишина, оглушившая после всех неприятных звуков и образов, графитового «у», нищего «щ», угрожающего «ж», туманного «х», вдруг начинает наполняться жизнью сонорных, сплетённых в вечных объятиях с гласными. Затем, естественно, всё останется на своих местах: шипящие, зудящие, глухие, твёрдые… Куда без них, они как неприятные люди, без которых общество могло уместиться в одном концертном зале на тысячу мест, но к голосу жизни они не имеют никакого отношения. Он поёт независимо ни от чего, есть в нём и любовь, и радость, и малина с молоком, и васильковое небо с нефритовым морем!