Нахмурился бог, отвернулся от сына,
Но, молча, умерил свой гнев,
Поскольку Тантала любил ещё сильно,
Эгидодержавный сей лев.
Тантал недалёкий и высокомерный,
Свою лишь гордыню любил.
И вскоре он вновь олимпийцев бессмертных
Преступно и зло оскорбил.
Однажды украл золотую собаку,
Что Зевса на острове Крит
Мальцом охраняла в пещере, во мраке,
И верность доныне хранит.
В мгновение ока примчался с Олимпа
Владелец крылатой ступни,
Гермес пред Танталом предстал, словно липа:
- Ты Зевсу собаку верни!
Танталу привычны наветы и враки –
Гермесу ответил он так:
Мол, нет золотой в нашем царстве собаки,
Есть много обычных собак.
Мол, боги ошиблись, клянусь Громовержцем,
Я правду сейчас говорю.
И прямо отцу с чистым взором и сердцем
Я клятву сию повторю.
Преступною клятвой разгневал он бога.
Но за оскорбленье богов
Сам Зевс, рассердившись на сына премного,
Карать его был не готов.
Но коли Тантала не остановили,
Он подлость придумал опять –
Собрал он богов во дворце, что в Сибиле,
Провидчество их испытать.
Жестокую трапезу, подлый, задумал,
Какую не дашь и врагам.
Он сына, изжарил. Такую еду, мол,
Как блюдо подам я богам.
Он мясо Пелопса на праздничном блюде,
Вершиной застолья поднёс,
И думал, что боги, как смертные люди,
Съедят, как жаркое из коз.
Но боги Олимпа на то ведь и боги,
Им правда стучала в висок.
Одна лишь Деметра, в печали глубокой
По дочери, съела кусок.
Похищена дочка её Персефона.
Все мысли богини о ней.
Сидела с богами, не выдавив стона
Не хмуря веселье друзей.
Но боги сложили ужасное блюдо,
В котёл, что стоял на огне,
Гермес совершил небывалое чудо,
И мальчик живым стал вполне.
Вот только плеча у него не хватало,
Того, что Деметра в бреду,
Не чувствуя вкуса, случайно сжевала,
Как просто мясную еду.
Тотчас же Гефест по велению Зевса
Пелопсу помог, сгоряча
Слоновую кость водрузивши на место,
Где не было нынче плеча.
С тех пор у потомков Пелопса подарком
С отметкой осталась рука –
На правом плече пятна светятся ярко,
Заметные издалека.
Тантал заслужил за жестокость, коварство
Гнев яростный бога – отца.
И был им низвергнут в мрачнейшее царство
Аида навек, до конца.
И Зевс предназначил ему наказанье –
Отныне во веки веков
Стоит он в воде, умирая от жажды,
Не делая вовсе глотков.
Как только захочет, иссохший, напиться,
И губы протянет к воде,
Вода высыхает, уже не струится.
О, влага былая, ты где?
Вот ветви висят над голодным Танталом,
Плодами оливы полны.
Вот вяленый окорок капает салом,
Вот яблоки, груши видны.
Измученный голодом, тянет к ним руки,
Ещё бы чуть-чуть и достал.
Но только сильнее голодные муки –
Тут нужен ему пьедестал!
Терзают Тантала и жажда, и голод,
Ужасен мучительный вид –
Скала над Танталом как каменный молот,
Качаема ветром, висит.
Вот-вот, и обрушится, разом придавит,
Огромный тяжёлый гранит.
И страх постоянный душой его правит,
И сердце его леденит.
И голод, и жажда, и страх его вечны,
Он сам нарицанием стал –
Гордец сей жестокий и бесчеловечный,
Наказанный богом Тантал.