Мой роман «Толкователь Чудес» начинается с того, что главный герой, находясь в супермаркете, пропускает к кассе девочку с леденцом, чем вызывает яростное возражение у женщины с тележкой, доверху наполненной разными продуктами. Позволю себе процитировать данный отрывок, который очень наглядно отражает ту реальность, о которой я говорю.
— Ну, и куда ты её пропустил? — раздражённо сказала женщина с тележкой. — А меня что, не надо спрашивать?
— Логика подсказывает, что вы не должны возражать: у ребёнка — одна конфета, не более пятнадцати секунд на кассе задержится. Зачем ей ждать примерно десять минут, пока кассир будет пробивать все ваши продукты? — спокойно сказал Ульваур.
— Впрочем, есть ещё вариант: я могу переместиться в конец очереди и тогда вы не только не потеряете, а даже выиграете некоторое время — у меня ведь целых три покупки, а не одна. Если сильно торопитесь — я не против.
Женщина тяжело и громко вдохнула, а потом стала медленно и протяжно выдыхать:
— Ага, добрый такой, значит, хороший, правильный, а я злая и плохая... Да я на работе, может, умоталась, с ног валюсь! А эта пигалица — от чего устала? Чего ей не подождать десять минут? Стой, где стоял, ты...
Она всё больше и больше распалялась, словно в недрах её организма включился и заработал неудержимо неведомый, но грозный механизм. Иногда она умолкала на секунду, явно ожидая ответа, а потом начинала снова и снова произносить слова — злобные, грязные, оскорбительные...
Но Ульваур ничего не отвечал и даже не слушал её: он смотрел, как из говорящей головы медленно появляются тонкие, визуально — будто бы шерстяные нити, которые, сплетаясь между собой, постепенно образовали некое существо... Женщина всё говорила и говорила, а существо с каждым её новым словом вырастало всё больше и становилось всё отчётливее.
Наконец, оно отделилось от головы и устремилось к человеку, который тоже принимал участие в его зарождении. Существо знало: сейчас он должен быть или раздражён, или возмущён, или оскорблён. Но главное, что в любом из этих состояний — беззащитен. А значит, оно легко проникнет внутрь его естества, незримо осядет там ядовитой, разъедающей нервные клетки пылью, и будет ждать. И обязательно дождётся, когда очередная глупая обезьяна, не умеющая владеть ни своими эмоциями, ни своими мыслями, начнёт в свою очередь выплёскивать ядовитую субстанцию на кого-нибудь ещё — возможно, не сразу, не сегодня, но это обязательно произойдёт, потому что так происходило всегда. И будет происходить вечно. Именно люди их порождают, питают и обеспечивают бессмертие их великому роду. Рабы. Говорящие рабы. Главное проклятие которых — умение говорить.
Но на этот раз всё произошло по-иному.
Дело в том, что Ульваур не был ни раздражён, ни возмущён, ни тем более оскорблён. Да и вообще находился в других координатах пространства, где подобные порождения не могут причинить никакого вреда. Поэтому он спокойно смотрел, как мутное облако медленно приближается к его лицу…»
Конец цитаты.
Понятно, что два человека из одной очереди не могут иметь разных пространственных координат – с точки зрения своего физического местонахождения. Зато, порой, даже два близких родственника, сидящие за столом в одной комнате, могут при этом находиться в разных координатах пространства – энергетических.