Туман прижался к раненому полю,
Как-будто бинт стерильный, раны залатав.
И в ржавых гильзах ветер тонко воет,
Плетя узор воздушный из золы от трав.
Еще вчера, такой живой и свежий,
Колосья ржи он пятерней сгребал.
А нынче очи среди рытвин смежил
И будто раненый от боли застонал.
Что говорить, прогноз давно уж гадкий.
То солнцепек, то град, то ураган.
Терзают плоть земли свинцовые осадки,
Что ветер в клочья рвут и утренний туман.
А вместе с ветром рвут людские судьбы.
В груди огонь такой, что не сказать.
Подумать страшно что же с нами будет?
А у нее такие папины глаза.
Теперь знамена, флаги строем встали,
Как-будто крыльями захлопав на ветру.
Напоминают мне взлетающую стаю.
Клин журавлей ушедший по утру.
Тот клин в котором всем найдется место.
Всем тем кому вернуться не дано.
Они уходят так же строем вместе,
В тот дивный край, что ждет уже давно.
Туда где нет ни горестей, ни боли.
Где нет вражды, есть только свет души.
Где нет войны и никогда не знали боя.
Где драки, выстрелы и взрывы не слышны.
Там тихо так, что замолкая даже звуки,
Кружатся падая как-будто белый снег.
Росой хрустальною стекают сами в руки.
И замирают будто-то бы во сне .
Они ушли, но все же где-то рядом.
Их громкий смех - весенняя гроза.
Они кругом, и в это верить надо.
И у нее вот тоже папины глаза.