«Маленький грустный рассказ»
Всем, о ком не помнят!
Небольшой посёлок полугородского типа жил своей жизнью. Она (жизнь) была не сложна. Работай там, где можешь, выращивай на «самозахватном» огороде то, что сможешь и там где сможешь, рожай детей, как умеешь (но это в обязательном порядке – нужны будущие воины). Остальная инфраструктура прилагается к той жизни в виде клуба, аптеки с амбулаторией, школы, москательной лаки и общественной бани, продуктового магазина.
Нас из всего прилагательного будет интересовать школа. Остальное пусть живет своей наполненной жизнью, согласно установленного ею специфического ассортимента и по своей принадлежности.
Школа (или здание, приспособленное под школу) была построена ещё в те довоенные Сталинские времена, а может быть даже до тех времён … Из примечательного в ней было такое, и скажем об этом прямо – туалет для комфорта обеих полов … Он существовал в ней встроенный … Не на внешних задворках.
Это очень способствовало в части получения доступного знания учениками … Им не надо было отвлекаться наружу попусту вон туда … Или туда.
Согласно утверждённого школьного штатного расписания, для выполнения всей иной работы, кроме образовательной, но для обслуживания того процесса, была предусмотрена должность – «Техничка». Должность была занята, не вакантная.
Вакантных мест в окрест школы, да и, что греха таить, вокруг посёлка никогда и не было.
Люди после войны в большей своей массе старались работать и жить, пусть даже и на малые, но на честные деньги.
Техничкой числилась и работала женщина, уже давно не молодая. Откуда она появилась здесь в населенном пункте, и что было у неё за её узкими плечами, не знал практически никто.
Обликом Техничка была никаким. Всегда без какой-либо косметики. Серенький платочек поверх сереньких волос, видавшая виды кофта и такая же юбка. На ногах ботинки, которые выдавались в ПТУ.
Лицо не запоминалось ничем. Если отбирать для работы где-то в разведке, то лучшего облика не найдешь – не запоминается!
Жила она одиноко, в коммунальной «пятиметровке», встроенной в барачном доме, который был выделен для сотрудников школы. Общалась Техничка мало с кем-нибудь. О ней с точностью было известно два фактора.
Первый – содержала не знамо на что пятерых котов и/или кошек (иди их разбери – кто есть из них кто сквозь запылённое оконное стекло).
Второй – любила выпить без разницы чего … И, как можно чаще …
А выпивши, сидела она на вкопанной у крыльца лавочке, и потихоньку пела безголосым нутром – «Строчит пулемётчик за синий платочек, Что был на плечах дорогих!». Других слов из этой песни она не пела, а бесконечно повторяла эти две последние строчки.
Самыми благодарными слушателями её вокала были всё те же, и непонятно по каким причинам, но очень преданные ей представители из семейства кошачьих.
Соседи взрослого возраста привыкли к её чудачеству. Они проходили мимо ничем не срамотя выпившую женщину. Окружающие знали, что напоётся пьяная Техничка и потом уйдет к себе, в неизвестную никому, как и её сама жизнь, комнату. А там она жила тихо, и никого не впускала в так называемое личное пространство.
Молодое же поколение, в силу своего радикального настроя, пыталось издеваться над ней, да при этом кто во что горазд. Взрослое население одёргивало молодежь, да им всё было нипочём. Даже соревновались в том, кто больше постарается задеть, обидеть Техничку.
Но она, толи никого не замечала, или видела то, да ей было наплевать на все хулиганские выпады в её адрес ... Что с них взять …
В школе обязанностей у неё было не так уж много, и были они не сложные по своей сути. Налить в «непроливашки» чернила (ещё в ту пору писали перьевыми ручками), разложить мел по доскам, да тряпки для стирания с доски смочить.
А по существенному делала она уборку в туалетах, в тамбуре, что при входе. Топила дровами три печки в холодные времена года.
Зная о её пьяных чудачествах по вечерам и безграничную любовь к кошачьему сообществу, все ученики старались в туалетах так нагадить, чтобы сделать её труд, как можно больше невыносимым от восприятия ею ими нагаженного … Это считалось с их несовершеннолетнего разумения, и, как бы с их человеческой точки зрения, самым страшным унижением.
При этом, не понимая, что унижают и оскорбляют таким поведением они, прежде всего сами себя … А не Техничку! ... Да и подсказать им об этом было некому …
Начало её трудов, кроме нагадивших, не видел никто … А конец их – чистые венецианские металлические чаши – видел весь учительский состав ... И все остальные! Как будто ничего и не было до этого …
Она молчаливо терпела всё … Никому и никогда не жаловалась, а спокойно убирала всё проявленное будущими сознательными гражданами великой страны. Убрав до чистоты, устраивала себе любимые перекуры.
Сядет во время уроков на досточку крыльца, достанет «Беломор» и неспешно дымит … А о чём она думала, то никто и никогда не интересовался.
В то же время была одна общая для всех жизнь. Со временем стало хорошим поветрием в мало-мальски населённых пунктах с довольно таки приличным количеством проживающих, создавать мемориалы ушедшим на большую войну и не вернувшимся назад.
Одно дело, когда есть оформленные ещё тогда воинские братские могилы и захоронения, тут и разговора нет. Всё уже сделано для сохранения памяти и передачи её в будущее, только поддерживай. Крась серебрянкой фигуру солдата, если это надо для окружающих, мой от грязи гранитные плиты, с увековеченными на них именами павших, оформляй цветники.
А ежели нет такого, а ветеранов, проживающих есть … И не важно их количество. Тут, конечно, нужен свой мемориал!
Вот этим вопросом к очередному юбилею Дня победы и задались жители того посёлка.
Создавать решили на картофельном поле, сотканным из частных огородиков. И даже, мол, будет очень символично – здесь место спасения от голода, здесь же будет помять о тех, кто участвовал в спасении страны и мира.
Запланировали в рукописном рисунке такое. В центре парка с пятью аллеями (в плане звезда), на имитации земляного кургана должна была стоять красного гранита стела. На стеле четыре стороны должны были хранить фамилии участников войны из определённого списка.
Реализовывали тот проект всем поселковым миром. Командовали установкой монумента и парка вокруг него, двое в солидных чинах и погонах. Как, что внесло путаницу и сумятицу в их действия, сказать трудно.
Только когда окончательно разбили парк, поняли, что вместо пяти аллей, имитирующих звезду, идущих от стелы, оказалось лучей-то шесть. Вот те раз!
Срочно пришлось один луч ликвидировать и деревья, посаженные вдоль него пересадить вокруг. Образовался несимметричный прогал по дуге. Но главное здесь это то, что есть монумент в центре! И ладно.
Успели к юбилею Дня победы.
Для официального открытия мемориала решили устроить митинг с ветеранами и самими жителями не только из посёлка, но и близлежащих деревень. А в то время тех, кто воевал, было, чуть ли не в каждой семье.
Конечно, в военкомате знали настоящее число участников и ветеранов войны, но это было только там. В ту пору ветеранам войны продуктовых наборов не давали, деньгами не одаривали, квартир и машин не обещали.
Узнавали их среди всех остальных граждан по надетым государственным наградам … Но с уважением!
Народу на митинг и для чествования собралось изрядно. Не каждый день бывает такое. Да ведь и День победы можно отметить коллективно! Выступали на митинге сначала приехавшие высокие чины, потом поменьше, потом дошло и из народа. Говорили ярко, воспоминания были живы … И в один момент очередной выступавший вдруг замолчал на полуслове глядя на один из лучей аллеи.
Все, словно по команде, повернули голову в ту сторону.
По аллее шла Техничка в сопровождении эскорта, состоящего из пяти своих пушистиков. Шли они неспешно, молчаливо и очень гордо!
Своим видом она отличалась от того вида, к которому привыкли жители.
Платка на голове не было, а вместо него были очень седые слегка волнистые волосы. Но не это поразило глаза и головы, смотревшие на неё.
Она шла в выцветшей солдатской гимнастёрке с сержантскими погонами. Глядя на зеленое сукно, глаза разбегались от количества наград. Здесь были несколько орденов – «Красной звезды», «Орден Славы». Медали отражали географию взятия городов, отмечали для мира отвагу и славу ими награждённого.
В руке была веточка сломанной распустившейся сирени.
Стоявшие вокруг мемориала, молчаливо расступились перед нею, пропуская идущую напрямую к самому монументу. Техничка подошла и положила сирень к его подножию. Потом достала из недр юбки чекушку с чем-то. Открыв её, она налила к подножию половину содержимого.
В этот момент кто-то из митингующих попытался посрамить её – «Мол, не место и чего тут лить? … Чё, другого места нету?». И прочее из многого запаса словесного.
Она поглядела в ту сторону так, что глаза и волосы в той стороне съёжились.
– Имею право! … Фронтовая разведка! – это единственное, что услышали от неё собравшиеся.
Затем она поклонилась фамилиям, выбитым на камне. Допила содержимое прямо из горлышка. Достала пачку «Беломора» и, вынув из неё несколько папирос, положила их к лежащему цветку сирени.
В этот миг и Солнце помянуло вместе с ней всех не вернувшихся. Оно обдало Техничку и монумент ярким целенаправленным прямым лучом, который отразился от наград, висевших на её гимнастёрке … Отражённое сверкая, осело в глазах затихших ...
Она уходила … Все долго молчаливо смотрели ей в спину с чувством глубокого стыда перед собой, жалости к ней и ранее невыказанного ей вселенского сочувствия … А дети, осознав свою вину перед ней, попрятались за спину взрослых …
Она уходила в сопровождении своего эскорта ... И услышали провожающие её взгляды – «Строчит пулемётчик за синий платочек, Что был на плечах дорогих!».
Больше её никто в живых не видел. Также неизвестно, что стало с её кошачьими.
Уместно будет напомнить – «Человек жив столько, сколько о нём помнят!».
А если некому?
А. Коро, март, 2024 г.