Не в здании, что же тут, кроме руин,
в скелете пролётов толстенных,
качается воздух, как старый раввин,
целуя обои на стенах.
Несущая - эта пока что цела,
с часами, стоящими насмерть.
А жизнь, хоть раздета уже догола,
готова людей продинамить.
Что честной давалке, что стерве на час
не знать ни замка, ни засова,
и дом оседал, под огнём избочась,
и людям не верил на слово.
А март равнодушен, ему всё равно,
пришёл, хоть гони его в шею...
Но как ни старайся, а кровь - не вино,
а что-то намного хужее.
Ну, что на часах? Как там стрелки? Стоят?
Попы и раввины в раздрае...
Здесь порохом пахнет рассеянный яд,
в рассветном огне выгорая.
Здесь прошлое - ужас прощальной слезы,
но сколько живых ни кошмарьте,
есть только стена, и на стенке - часы,
где стрелки застыли на марте.