Но Франция не знала передышки,
А на штыках давно ржавела сталь,
Послушала, как Маркс читает книжки,
И бедный Тьер с семьёй бежал в Версаль.
А Мирабо, неукротимый граф,
Перечеркнул итог своей карьеры,
Смирив в душе свой неподкупный нрав,
За взятку из бюджета королевы.
Здесь Робеспьер свой приговор известный
Прочёл и были счастливы рабы.
Он, не боясь, прошёл по краю бездны,
Своей, увы, трагической судьбы.
И не страшась, пройдя огонь и воду,
Подняв свой грозный меч на короля,
Пообещал французскому народу
Вернуть ему свободу и поля.
Но, ощутив очарованье трона,
Пытаясь стать для Франции отцом,
Он, своего товарища Дантона,
Послал на гильотину вниз лицом.
Пути господни неисповедимы,
Когда молитва заменяет плач.
Узнали оба холод гильотины,
Король Людовик и его палач.
Здесь родилась коммуна и свобода,
Где власть закона встала над плетьми.
И, кто трудился до седьмого пота,
На баррикадах стал её детьми.
И им, конечно, не было пощады
От произвола тьеровских бойцов.
И долго хоронили баррикады
Тела своих не сдавшихся борцов.
Неизгладима мрачная картина,
Когда, стараясь правильно упасть,
Не зная сна, трудилась гильотина,
Чтобы вернуть утраченную власть!
И на окне раздвинулась портьера,
Как будто в грозном небе облака.
И, кто забыл, узнал улыбку Тьера,
И, что такое твёрдая рука.
Но, будучи четырежды распятой,
Пока взошли свободы семена,
Республику от первой и до пятой
Ждала непокорённая страна!