Я помню, как стоял на баре,
И, скрыв нервический оскал,
Пустыми волчьими глазами
Стекло бокалов натирал.
Упрямились чужие люди.
Ночной безумный пьяный сброд стекался:
Петербург на блюде был словно
Прокажённый рот.
На оплеухи отвечая
Лишь виновато и понуро,
К коту в квартиру возвращался
Убито, горько и сутуло.
В бреду передо мной являлся
Твой одуванчиковый лик,
Улыбка гористой печали
И наш сынишка-баловник.
Я видел локоны витые
В копнах измызганных ****ей,
Мне чудился твой смех счастливый
В игре покинутых детей.
И вот, хотя минули годы,
За баром я стою опять,
Весна, не различив породы,
Мне душу обращает вспять.
А в ручейках и переливах
Карельского известняка
Всё видятся твои изгибы
И взгляд, смотрящий свысока.