Когда форма становится тождественна содержанию,
их творец вдруг принимает идеи воздержания
и запирается в необъяснимом удивлении
тем, что даже идеальное подверженно тлению.
Далее следует нечто из сферы геометрии.
Раздражитель и раздраженный желают симметрии,
облегчающей прорастание темени и света
в суть вопроса, полностью совпадающего с ответом.
В итоге на выходе все имеют уравнение
с неизвестными и вызывающими сомнение
данными из прошлого, озабоченного грядущим,
от которого реально, но умозрительно плющит.
Наука не отвергает конвергенцию суеты
и покоя, коего в реальности не существует.
И это понятно, ибо наука - это лишь мечты
не нуждающегося ни в чем, но просящего всуе.
За природой вечной души виден совсем не человек.
Ему, бедняге, напихали в разум нравственных меток,
и он вынужден, желая песка, пережевывать снег
и не видеть леса за парой нарисованных веток.
Греющий сцену ваяет из себя небожителя,
начиная концентрировать внимание зрителя
на авторских изысках, а не читательских пороках.
И здесь в полный свой рост встает деликатный вопрос сроков,
выделенных обоим участникам этого действа.
По ходу может сложиться впечатление злодейства,
но здесь каждому предоставлена реплика или роль
констатирующего: хочешь не хочешь, но вот изволь.
Ибо нет ничего, что случилось бы вне распорядка
чередования ненависти и обожания,
предлагаемых каждому вытканному как заплатка,
когда форма становится тождественна содержанию.