Журчат березы у советских хуторов,
Сверкают дуба листьев полутьма,
И восклицает сон в кошмаре муторном:
На кой же ляд ты мужа прокляла?
Он хрупок, хил, и безнадежен,
И не тверда рука его, и сам не тверд,
И возбуждает звук благой о кожу,
Небесных тел, тобою страждущих аккорд.
Но в нем кипит симфоний дьявола,
Писем плод и слога броскости,
Озёра капель неба света малого,
И не виновен муж, а коли да, и Бог простит.
А проклят человек, что хил и хрупок,
А брошен муж, что хрупок, хил,
И не узреть жене, что труп он,
И бродит, одинок, средь ласковых могил.
И коли стынуть мне в миру загробном,
И коли связанный в «ином» плену,
Спроси в ночи за пазухой у Бога,
За что тебя в могиле топкой прокляну.