Лев Гунин
СЕРЕДИНА
стихи
___________
В это собрание вошли избранные стихотворения разных лет. Если нет географической ссылки, то стихотворение (1970-1991), как правило, написано в Бобруйске (Беларусь). Разножанровость, характерная для автора, и очень разные (по тематике, по образности, по типу) стихи в одном цикле или сборнике: это - широкий охват явлений, "вариантность личности", артистическая "смена" персонажей "первого лица".
______________
© Лев Гунин: автор стихов; дизайн обложки; вёрстка; и др.
© Автопортрет Виталия Гунина на первой заглавной странице.
© Михаил Гунин (отец Льва, фотограф): фото на первой заглавной странице.
______________
Цикл стихов, объединённых особым отношением автора к действительности как к иллюзии в декартовском смысле. Знаки и символы этого "иллюзорного" обмана приходят как извне, так и изнутри, из космоса человеческого сознания.
СЕРЕДИНА
стихи 1974-1976
______________________________________________
СОДЕРЖАНИЕ:
1. Середина как лестница (…)
2. Распад. Эклектика. Распад. (…)
3. Любе Маханик Теперь опять покой, такой покой (…)
4. Парк. Обнажённый квартал. (…)
5. Отцу. Посвящение. Мы едем вдаль. Тоскою леденея (…)
6. Свет не гаснет. Временем свеча (…)
7. Дождь. Лужи страхом полны (…)
8. УЗУРА И ГЕШЕФТ.
9. Я лежу среди подушек (…)
10. Над землёю висит белым диском луна (…)
11. Я хочу утонуть в этом сумраке грёз (…)
12. Краской пахнет в воздухе вечернем; (…)
13. Анжеле. Я ехал в метро; из Подольска в Москву (…)
14. Тесен мир. Сонн подъезд. Я сижу. (…)
15. В безумном шёпоте листвы (…)
16. В прозрачных углах вперемежку (…)
17. Вот к чему приводят (…)
18. Чувства мои! Вернитесь вновь (…)
19. Без лишнего шума, без лишнего гама (…)
20. Меркнут светом огни, и захлебывается туман (…)
21. Скорость везде. Спокойствие где-то. (…)
22. Неслышно, как кошка, крадётся безумие. (…)
23. Во всей этой грязи, в отрепьях свинцовых (…)
24. Во всех застенках бьют до приговора (…)
25. КУПЛЕТЫ.
СЕРЕДИНА
книга стихов
* * *
Середина, как лестница:
Кто ни взбирался - оказался наверху.
Середина - две вершины:
Как у римской цифры V.
Справа - одна,
Слева - другая.
Середина - не лестница.
С неё не вернуться
К исходной точке.
Не пробраться в тыл.
Meno mosso.
Декабрь, 1974 - Ноябрь, 1986.
* * *
Распад; эклектика; распад.
Зачем нас трое, а не двое?
Пусть парой третий был зачат...
Но третий: это что такое?
Детерминировано всё...
От эпопеи до котлеты.
И жадно пустота сосёт
Коровье вымя… тоже двое.
На нас указывает перст.
Один, хотя ему так надо.
И все жилища как насест
Конца, эклектики, распада.
Кто цепь природную порвал,
Кто вышел из-под власти неба:
Тому остаться среди скал,
Где ни один из смертных не был...
Январь, 1975. Брест.
Любе Маханик
Теперь опять покой, такой покой,
Но грустно мне; зачем? я сам не знаю,
Одно лишь то, что день опять такой,
И я опять кого-то провожаю...
Но снова то, что грустью назовешь,
Мне светлых чувств позволило коснуться,
И ты ещё в моей душе найдёшь
Тот сладкий пыл, что я прошу вернуться.
И вновь (о миг!), как сотни раз случалось,
Я чистоту люблю, и, скрыв её от всех,
Я робко льну (чтоб это удавалось)
К моим мечтам, сулящим мне успех.
19 февраля, 1975. Бобруйск.
* * *
Парк. Обнажённый квартал.
Как я сегодня устал,
Как я устал говорить;
В воздухе лёд или прыть.
Глаз на огромной ноге -
Светит фонарь, и в дуге
Голубоватой призыв:
Тихий зрачка его взрыв.
Холодно. Двор просит пить.
Вечером будут топить.
Все батареи в домах
Ждут, и охватит их страх.
Люди. На черный асфальт
Клеит фигуры их сталь
Воздуха крепкого вновь:
В нем загустевшая кровь.
И, как природы гранит,
Тень от балконов лежит
На середине ствола
Эха прямого и зла.
Октябрь, 1974 - Октябрь, 1984.
Отцу. Посвящение.
Мы едем вдаль. Тоскою леденея,
Холмы окрестные бегут среди полей,
И край заката, сумрачно алея,
Всё больше меркнет, став ещё алей.
Дороги край и тёмное пространство
Перед глазами словно край земли;
И полосы движенья постоянство
За линией пути как сателлит.
Такой покой, свободный и нежданный;
В земле немая твердь растворена.
И вертятся ручные барабаны
Железных револьверов полусна.
Покоем ночи сдавлено пространство.
Я сплю - не сплю. И ритмом упоён.
Дух переездов, подвигов и странствий
Повсюду меж ладоней растворён.
Забыто всё - и снова "будь что будет".
В ином краю мои мечты плывут.
И снова час дорожный мысли будит,
Как вздох пурги, как поездов уют.
13 марта, 1975. Раков - Минск.
* * *
Свет не гаснет. Временем свеча
Льёт свой свет, слегка шероховатый;
Из окна, кривляясь и стуча,
Льет безумство, пустотой объято.
Синий свет - пустая неизбежность;
Комнатка; в моём углу кровать;
Дух окна, как вечной жизни нежность;
В мезонине мне придется ночевать.
Здесь дежурный свет всю ночь не гаснет.
И снаружи улица не спит,
И назойлив звук, что в стенах вязнет:
Это форточка скрипит, скрипит, скрипит.
Странный запах, всюду проникая,
Чем-то новым душу бередит,
И пространство, скучено витая,
Над домами бледными висит.
Что-то есть тут близкое, родное.
День настанет, будет плотью рад.
И окно, и всё вокруг земное,
Всё живое, даже чей-то взгляд.
И, добром объято, совершенство
Снова станет жизнь твою ласкать;
И покой уютный, и блаженство,
И тепло, и печка, и кровать.
6-7 июня 1975, Брест.
* * *
Дождь. Лужи страхом полны.
На прохожих ложится безвестная тень.
Только здесь, в этом мире скукожихся стен,
Я познать бесконечное тайно могу.
Я всегда поучал. Лучше б душу мою
Обуяло сомнение. Прочь, звериный укус!
Только здесь не родство, не любовь мне предел,
И печать воплощения скрыта не тут.
Я схватиться хотел, двух начал не найдя,
С тем таинственным, в душу глядевшим, как крот,
Но столетье назад - вот за этим столом,
Я паденье в грядущем себе предсказал.
Здесь судьбы моей тень. В саркофаге ночном
Спит она, лучшей доли себе на найдя.
Но извергнуть её предстояло на свет,
Чтобы жизнь свою снова на землю вернуть.
Я схватиться хотел, двух начал не найдя,
С тем неведомым, вспенившим страшную суть.
Но, не зная, зачем, я лишился того,
Что имел и тогда, то столетье назад.
И, придя насовсем, я попал в этот рай,
Занесенный сюда тайной связью времен,
И, смятенный, я вник в закоулки игры,
И спасения путь предвещающий мрак.
Но… - сорвалось... прошёл мимо дня своего;
И - опять равноденствие сложено так,
Что победы теперь не видать никому.
Счёт ничейный. И новый, неведомый враг...
6 июня, 1975. Касимов.
УЗУРА И ГЕШЕФТ
Горбатый, кривой, кособокий уродец косматый,
С гранатовой мордой, приплюснутой, как лопата,
И с мордой второй, на затылке ухмылку несущей,
С усами, противными, как прошлогодние кущи.
Подруга его, подкаблучница и лесбиянка,
Костлявая, пьяная, плоская, как таранка,
Зловонную пасть открывает, наполненную червями,
И в них узурята пищат крысиными голосами.
Востока и Запада дети, они управляют мирами.
Их гермафродитные задницы встали над нами.
Их трон с четырьмя обрученных с копытом ногами
Смердит и чадит, нечистоты слагая горами.
Помойные пасти супругов рыгают пиратством, разбоем,
Тиранами, кознями, пытками, желчью, застоем.
И, праздно сосущие желтое Узуры вымя,
Банкиры и шлюхи заискивают перед ними.
На поте и крови сидящие сонмы богатых
Скрестились - и вывели худших из всех бюрократов.
В кармане у них прут защитники прав и свободы,
Своей болтовнёю обманывая народы.
И право увечить рабов и давить их колёсами "Фордов"
Дано их вассалам с клеймом президентов и лордов.
Отрепье дерьма, сатаны ролевое отродье,
Они заставляют себя величать "благородьем",
И спины свои, иссеченные дьявола плетью,
Они выставляют, как крестики малые дети.
Портреты убийц и Востока, и Запада толпы
Несут над собой, словно лики святых или волхвов.
И буйная спесь прямо брызжет из них, как блевота.
На бедных ведётся, как встарь на лисицу, охота.
На месте судейском лгуны и воры заседают,
И, разом с присяжными, все волкодавами лают.
И, в спины детей золочёные копья втыкая,
Хихикают злобно и руки свои потирают.
Глумятся над всем, что прекрасно, что чисто и свято,
И ханжески в мантии чёрные прячут себя, супостаты.
И лучших из лучших пытают калёным железом,
Даруя свободу пиратам, подонкам и крезам.
И реет, как флаг, беззаконие над городами,
Над царскими семьями и над дворцами-судами.
И спит ростовщичество - узура - всюду спокойно,
И души крадет под залог в свой отстойник помойный.
Октябрь, 1975 - Ноябрь, 1986.
* * *
Я лежу среди подушек,
Надо мною тишина,
Что-то мерзкою лягушкой
В душу лезет, как вина.
Что-то мерзкое витает;
Заколдованный сей круг,
И куда-то отступает
Мой единственный, мой друг.
И в какой-то страшной дрёме,
Словно крылья или смерч,
В страстно-пагубной истоме
Человеческая смерть.
Что-то гибельно и мерзко,
Пусто, как н е м о ж е т б ы т ь:
В пароксизме Человечество -
Как один - кончает жить.
…Мысль одна, как сон печальный,
Чуть согреет, и опять
Будет образ изначальный
Сладкой болью утешать.
Но под жадной крышей мира,
В чёрной в крапинку вине
Безвозвратностью порыва
Глаз крупинки вторят мне.
24 февраля, 1975.
* * *
Над землею висит белым диском луна,
В лужах крошечки льда. Темнеет.
Так случилось теперь, так случалось всегда:
Вечер т о й тишиной овеян.
Всюду окна блестят. Свет ползет из-за штор.
Желтый, красный и синий шелест.
В неосознанный миг т о насытило взор,
И теперь предстает т а к и м ж е.
Люди так же стоят, как бывало т о г д а,
В окна мокрые смотрят, щурясь:
В позах их мне видна медяная звезда,
О которой судить не берусь я.
В окнах вдруг промелькнет то нагое плечо,
То открытая грудь... быть может...
И так к образам тем вдруг влечет горячо...
Что тоска по ним сердце гложет…
Мир дурманом одет. Сонной мутью подчас.
Под ногами песок и гравий.
И расплавлены окна пунцовые в нас...
Ветер свечи дерев расплавил...
В лужах бьется свет дней. Ветер рвет в вышине.
Мир одет в тишину и лепет.
И опять, как т о г д а, исчезает во мне
Этот новый и странный трепет.
24 февраля, 1975. Слуцк.
* * *
Я хочу утонуть в этом сумраке грёз,
Я хочу поглотить этот пепел дождей,
Что, ненастные, бродят из края и в край,
И дают умереть лучшим чувствам опять.
Пусть машина меня рассечет пополам -
Что несётся по краю дорожной тоски, -
И одна из моих составных половин
Будет скоростью света лежать на земле.
Я к окну подойду, за которым светло.
Там уборщица пыль подметает, склонясь,
И трудов её груз, как простое вино,
Будет в горле моём до утра клокотать.
Этот мир напролом. Шёпот окон и спин.
Переплётом решётки подвал отделён.
Только призрачно окна мерцают в глуби,
И, как вор, затаившись, притих павильон.
Жёлтый свет из окна. Двор. Подъездов огонь.
И ошарпанный вид штукатурной стены.
В тесных щелях дверей весь подъезд отражен,
И, обрызганный теменью, влажен фасад.
Этим дням умереть, но не в сердце моем,
Видишь, бьются они в такт кровавой волне.
Это здания бьются, сжимаясь в кулак,
Это сердце их бьется синхронно с моим.
Напиваясь Луной, свет ползёт из-за штор,
Полосатым желудком трепещется ткань.
И совсем утонуть, захлебнувшись совсем,
Мне та кровь, что сочится из стен, не дает.
26 апреля, 1975. Бобруйск.
* * *
Краской пахнет в воздухе вечернем;
Диким воплем музыка летит,
На асфальте чёрные, как тени,
Люди слушают ревущий сверху бит.
Сквозь забор окошками мигая,
Дом соседний ленту прострочил,
И мерцает лента золотая
Сквозь дощатый - дровяной - настил.
Ветер в шелесте не будет неоплатным,
Окна гаснут, зажигаются, и вновь
Свет их шлёт, как телеграф, обратно
В сердце спящую, но нежную любовь.
Над кустами, в запахе цветистом,
Смысл исконный тайну затаил,
И витает в воздухе от листьев
Жизни вечной негасимый пыл.
12 мая, 1975. Бобруйск.
Анжеле
Я ехал в метро; из Подольска в Москву,
По улицам шёл, из дворов выходя,
Меня проносила толпа на углу,
И снова в толпе я срывался в метро.
Усталости груз, и тоска, словно жгут,
Терзающий внутренность - были со мной;
Я шёл, и, весы представляя собой,
Я шёл познакомиться ближе с Москвой.
Вокзалов толпа и усталости хлыст,
Безвременье "ждания" в залах густых;
Я их не растил в бездне жизни моей,
Но сами они приплелись, клокоча.
Здесь тысячи взоров не спавших всю ночь,
Здесь лица детей, что не ели с утра,
Здесь вздернутый нос метрополии злой -
Как пропасть - себя отделившей от нас.
Как жуткий разрез, как разверзнутый дол,
В клоаках вокзалов сквозит пустота,
И толпы безгрешных, и тысячи их -
Без всякой вины в этот брошены ад.
Здесь логово крыс, монополии штаб,
Укутавшей всё и сосущей, как клещ,
Невинную кровь, и на каждой руке
Следы от невидимых острых зубов.
Отравленный гриб здесь как будто висит
Циничной и мерзкой лягушкой Москвы
Над ватой затылков испуганных толп,
Под вазами мыслей смердящих рабов.
Июнь, 1975. Москва.
* * *
Тесен мир. Сонн подъезд. Я сижу.
За стеной, где шаги, чьи-то возгласы.
Утро раннее. Темень. Гляжу
Я на свет и на коврик соломенный.
Шесть часов. Где-то хлопнула дверь.
Где-то мчатся, ночные и полные,
Электрички, трамваи, такси.
И за шторками люди учёные.
Здесь покой. Видно лишь, что светло
Там, где улица. И пробуждается
Двери хлопанье, стук, и стекло,
Что по лестнице чем-то ссыпается.
Тесен мир. Дом, как встарь, молчалив.
Но опять, и с секундной назойливостью
Выключателя звук - и щелчок -
И за ним полыхнёт монотонностью.
Звук присутствие выдал людей.
За окном - шоколадные здания.
И опять, чтобы высказать все,
Разбивается слепком сознание.
Снова хлопнула дверь. Я сижу.
С каждым звуком рассвет приближается.
На сиреневой улице дым
И заря с синим небом мешается.
Утра нет. Тесен мир. Я сижу.
Сон прошёл. И на жизнь неизвестную
Я задумчивым взором гляжу,
Словно скованный тихою песнею.
22 октября, 1975. Бобруйск.
* * *
В безумном шёпоте листвы
Слышны слова,
И на земле вокруг меня
Одна листва.
В неслышной праведности дней
Весна придёт.
И будни яркие мои
Она вернёт.
В невинной прелести стихов
Порыв огня,
И теснота кошмарных снов
Вокруг меня.
Безумной страсти пыл и жар
В людских шагах,
И вкус инцеста и сигар
На их губах.
Бессильных праведников взор
На их плече,
Как геральдический узор
На кирпиче.
Узор кристального огня
У них в глазах.
И отблеск завтрашнего дня
У них в слезах.
Бескрайней солнечностью дней
Весна грядёт.
И чувство памяти о ней
К себе влечёт.
30 октября, 1975.
* * *
В прозрачных углах вперемежку
Прозрачное сердце живёт,
И, вырвавшись, собственным весом
Прозрачного ангела ждёт.
Прозрачное сердце витает,
Листы, отвернув, шелестят,
И комнатный гений скрывает
Пространство в себе, как дитя.
В прозрачных углах вперемежку
И сон, и покой, и тоска,
И светлой волнистостью стежку
Ведёт от кружев к облакам...
В углу, где обоев виньетки
Цветком распирают края,
Равняясь на швы и розетки,
Распластан покоем и я.
Но разум не требует скуки;
Себя тишина не влечет;
И, ценз свой отдав на поруки,
Прозрачное время живёт.
Как в окна не просится ветер -
Я в мир без причин не стучусь.
И только, в себе безответен,
С котурнов сознания рвусь.
Прозрачное сердце летуче.
И мир в нём, дробясь, оживёт,
И чистого разума кручи
Мой разум страшится - и ждёт.
22 ноября, 1975
* * *
Вот к чему приводят
Данные скандалы,
Книжки, кастаньеты,
Формы и пеналы.
Вот к чему приводят
Данные картины;
Платья, сигареты,
Лошади, витрины.
Вот к чему приводит
Данная окраска;
Тело обнажённо,
Вместо тела - маска.
Я не легковерный,
Я сижу, разбитый.
Позади - "наверно",
Позади - забыто:
Мокрые картины,
Мокрые кварталы,
Двери, магазины,
Косточки, кристаллы,
Воздух, состоящий
из
Пуговиц, застёжек,
Запахов, помады
И девичьих ножек;
Негры и мулатки,
Шеи, "крокодилы",
Волосы, перчатки -
Словом, всё, что было.
Это безвозвратно
И непоправимо.
Кое-что невнятно,
Кое-что от дыма.
Это оставалось,
Это прогорело.
Только странным пеплом
Солнце в бездну село...
18 декабря, 1975.
* * *
Чувства мои! Вернитесь вновь!
Позлащёно морщится пение.
В сердце моем трепещет любовь -
И мощность и сила гения.
Радостей день и нерадостей ночь -
Всё смешалось, как сутки бегущие.
Мне бы теперь себя превозмочь,
Но силой тягучей измучен я.
Немощи дар и силы светло:
Ничто не терзает души моей.
И я бы сказал, что мне повезло,
Но где они - чувства гения?!
Где объемлющесть мира, где стужа и пот?
Где снега седого искрение?
И не говори, что радостен тот,
Кто вдруг растерял вдохновение.
Оно ещё теплится в сердце моём,
В домах, в городах, в белом инее.
Но страшно знамение смерти живьём,
В мире, живущем под именем.
Чувства мои. Вернитесь вновь!
Заклинаю, прошу вас, упрашиваю!
В сердце моём ещё дремлет любовь -
Нерастраченность силы падшего.
Ноябрь, 1975.
* * *
Без лишнего шума, без лишнего гама,
Без лишнего срыва, без лишнего срама
Я должен отметить, я должен поверить,
Что недоступность
можно проверить,
И только однажды
находится чётко
незаменимое слово - находка.
И, словно сорвавшись с обыденной скуки,
Оно - как и птица - не просится в руки.
И только однажды, в безоблачном свете -
Оно ли? - возможно ли? - вдруг да ответит.
И, как только сбудется счастье такое,
Бежит на знакомое слово другое.
И сдержанной мглой обнажённого нёба
Оно доживёт до словесного гроба.
Но только в прямом и безоблачном свете
Его ощущением можно заметить.
Январь, 1976. Брест.
* * *
Меркнут светом огни, и захлебывается туман;
Стук машинки вверху, где под окнами снежно и ясно.
Здесь лохмотья тоски. Здесь природы обман,
Здесь лишь то, что бросается взору напрасно.
Метит День то, что было до дня;
Ночь на ночь, ночь на день не похожа;
Мчится в дебрях пространства Вселенной кусок, и Луна
Жёлтым глазом свидетеля внутренность донную гложет.
Драгоценных камней - бриллиантов, сапфиров - обман;
Вот он, Космос, свисает всевыпуклостью пространства,
И в зияющий череп - в прореху души - океан
Изливается словно в огромную рану.
Отражения ночи висят над землёй,
Ярче дней, игл острей, и прямей, чем стрела.
Болью дикой, безмолвной предсмертной тоской
Расползается в души вселенской глуби океан.
Страх под небом - симфония звезд -
Строчит в плазме роскошной единственный, правильный ритм.
Так безмерно понятен он, так оглушительно прост
В пустоте недвижения чутким упором своим.
Сквозь зрачки - словно нить - продевая наш разум-трамплин,
В ушко игл непомерностей, космос нам гибель несёт,
И - таким незаметным и мелким - всё тело Земли
По сравнению с тем, что глядит из глубинных высот.
И от звёзд над землёй заползает в глазницы удав,
Что сжимает с тоской как бы чувство последнего дня,
И огромной, кровавой Луной задрожав,
Искры сыплет тревожного, злого огня.
Февраль, 1976.
* * *
Скорость везде. Спокойствие где-то.
В окна бьётся огромная лампа.
Комната теменью странной одета,
Сумраком пыльным, туманом неясным.
Плоско окно. Дальше выпуклость пышет.
Отражение в зеркале. Белой скатертью печка.
Всё наполнено домом. И светом над крышей.
И огромным пространством наполнено тоже.
Все предметы растут и встают, приближаясь.
Мрачным зевом зияют дверные проемы.
И сквозит потолок. Он грозит, надвигаясь.
Дышит запахом стен затаённого дома.
Здесь пространства обман. Здесь оптический рай!
Он ведёт, иль лукаво играет ведомого.
Чувства тонут в себе. Или тянут за край
Невесомо-реального, тайно знакомого.
Дым окна. Потолка поворот.
Шелест тёмных гардин. Урчание чрева е г о.
В этом мире ночном старый дом словно кот:
Согревает урчанием - не приручен.
Рёв мотора. Всё скрылось во мгле.
Мотоцикла промчался безвестный спецкор.
И разорвана штора. И занавесь-след
На стекле вслед за ним оставляет зазор.
Там - заборов экзотика. Словно в крови,
Жёлтым блюдцем внезапно повисла Луна.
Африканцами тени их за постовых
У гирлянды полосок из серебра.
Над сараями где-то узор вышивает во мгле
Ночь на небе ступенчатом - и напряженно молчит.
И встаёт из окна постепенно с колен,
И зевает, и суть даровую хранит.
1-2 мая, 1976. Бобруйск.
* * *
Неслышно, как кошка, крадётся безумие.
Душа словно в лапах когтистых у ястреба.
Захочет - отпустит,
захочет - затребует,
И снова погрузит в пучину подвластности.
Как в серой пещере. Душа словно в вакууме.
И цепкие пальцы нутро всё прощупывают.
Как пальцы дождя - так бесшумно-старательно
Души часть за частью круги перемалывают.
Придёт - и не вырваться. Так мрачною ношею
Повиснет прозрение - тень от прозрения.
И только слепыми глазами безмолвия
Гнилую тоску и предел перемешивает.
Везде словно варево той полузначности,
Из сотен минут суть которой выуживай.
И тянет в нутро заглянуть бесконечное,
В подспудные дали, в огрызок закушенный.
Как бешенства раж, как зарок безвозвратности
Срываются злые минуты забвения,
И мелких осколков мерещится разное,
Чего не заметишь в простой однозначности.
Где смысл отражения, прозрачное варево -
Пугающих дней одинокое месиво?
Тот хохот, в котором он зубы утапливал?
Тот час, как виденье слуги одноногого?
Так словно обтянуто плотною кожею
Всё то, что о голую внутренность чешется,
И кожу сдирает давлением тянущим,
Как клейкое что-то, с напором единое.
Душа словно в лапах когтистых у ястреба.
Несёт над полями её он, над реками,
В высотную даль над массивами хвойными.
Захочет - отпустит, захочет - затребует,
И резко опустит в пучину безвременья.
Душа, словно ноша, что давится тяжестью,
Что с весом не может управиться собственным,
В котле напряжения месивом варится,
И лопнуть грозит чем-то клейким и выпуклым.
Вздохнешь - и не выдохнешь. Бешеной скачкою
Натянута кровью чуть влажной испарина.
И в стержнях она обращается медленных,
В пробирках, где влага седая осеняя.
Апрель-май, 1976 - июнь, 1983.
* * *
Во всей этой грязи, в отрепьях свинцовых
Бродили безвольно стада Робинзонов,
И молча водили безмолвные цепи
Вселенной огромной и отроков сильных.
Отстал только отдых. Но тучи ходили
По небу тяжёлому в поисках жажды,
И встал предводитель, и с жертвой бессильной
Назвал свою участь тяжёлой и страшной.
Порок необъятен. Не властные силы,
Как зарево будущих граней бессменных,
Носились в пространстве. В округе носились,
Пророками прошлых веков безобразных.
Но время инертно. И час н е и з м е н н ы й,
Роскошным охваченный пламенем мести,
В покое оставит и всё уравняет
Единым и вечным своим результатом.
12-13 июня, 1976. Брест.
* * *
Во всех застенках бьют до приговора
Рабочей власти слуги, не рабочей.
И никакой защиты от позора
До Буга и за Бугом власть не хочет.
И далеки продажные мужланы
От чаяний народных и собраний,
И богачей упитанные кланы
Танцуют на костях свой страшный танец.
Сидят во всех конторах кровопийцы,
Как в паутине - пауки, ждут - не дождутся
Кровавой жертвы, маги и убийцы,
И кровь лакают тёмную из блюдца.
В желудках человеческих клыками,
Глаза когтями жертвам вырывают,
И на объедки мочатся кругами,
И новую охоту предвкушают.
И на Оке, на Висле и на Рейне,
И на Гудзоне грязные подонки
Безвинным крепостным вскрывают вены,
И делают из кожи их иконки.
Везде обман стоит фальшивым солнцем.
И лупят темнокожих, как и прежде.
И тот, кто не захочет быть подонком,
Тот будет дичью, вопреки надежде.
Травы бесчувственней, богатые владельцы
На шее власти едут, погоняя,
А бедные умельцы - не умельцы
Раздавлены, как под пятой Мамая.
Но встанет Дьявол собственной персоной,
И станет мир ещё темней и уже,
И на кровавых сброшенных знаменах
Моря возникнут крови, а не лужи.
И сговорятся мерзкие мужланы
Между собой от Буга и до Буга,
И завопят под тяжестью их страны,
Не видя и не чувствуя друг друга.
Июль, 1976. Брест.
КУПЛЕТЫ
Застрелен шлюхою Гаврош.
И на костре сожжен Ян Гус.
И угнетателей-святош
По трупам едет мерзкий хруст.
Пытатели и палачи
В богатых мантиях стоят
Костюмы их из чесучи
На солнце весело горят.
Граф Монтекристо без вины
Попал в поганую тюрьму,
И умер Моцарт у стены
Глухой вражды, неся суму.
Все ядовитые грибы
Растут привольно, как хотят,
Но праведника от судьбы
Не защитит ни меч, ни взгляд.
Всё здесь построено на лжи,
Дающей сочные плоды,
А без неё придется жить
И без еды, и без воды.
Июль, 1976.
=================
=================
---------------------------
ОБРАЩЕНИЕ ГРУППЫ УЧАСТНИКОВ ДИСКУССИЙ НА ПОЭТИЧЕСКОМ ФОРУМЕ
ЛИТЕРАТУРНОЙ БИБЛИОТЕКИ МАКСИМА МАШКОВА К АВТОРАМ И ЧИТАТЕЛЯМ
(2014) - ДОПОЛНЕНИЯ ВНЕСЕНЫ УЧАСТНИКАМИ ОБСУЖДЕНИЯ РАБОТЫ О МОЦАРТЕ (2023)
Читатели должны знать, что не только сам автор, но и его стихи подвергаются травле и вымарыванию, так что единственная возможность спасти его поэтические тексты: это сохранять их на внешние (не подключаемые к Интернету жёсткие диски, USB-флешки).
Особенно досталось его доиммиграционной поэзии.
Автор вывез в изгнание около 26-ти машинописных сборников стихотворений. Они состояли из 2-х собраний: 9-ти-томного - 1982 г., и 6-ти-томного - 1988 г. (охватывающего период до 1989 г.). Первое (до 1982 г. включительно) существовало в 2-х версиях. Кроме основных экземпляров машинописных сборников, имелись (отпечатанные под копирку) 2 копии каждой книги.
В 1994 г. они - вместе с ним - благополучно прибыли в Монреаль.
С 1995 г. он взялся вручную перепечатывать на компьютере отдельные избранные стихотворения, а в 2002 г. - сканировать и отцифровывать все привезённые с родины сборники. Примерно в 2006 г. добрался до предпоследнего тома собрания 1988 г. Но, когда было начато сканирование самого последнего тома, именно этот сборник исчез из его квартиры (уже после переезда с ул. Эйлмер на Юго-Запад Монреаля).
Одновременно копии того же тома пропали из квартиры его матери, и из дома его приятеля (где хранился 3-й экземпляр). Это произошло, как нам сообщил автор (не совсем уверенный в дате) где-то в 2007-м году, вскоре после чтения (по телефону) отрывков из отдельных стихотворений Юрию Белянскому, культовому кинорежиссёру конца 1980-х, тоже проживающему в Монреале. Известный поэт и деятель культуры Илья Кормильцев как-то обещал автору издать сборник его стихотворений: из того же - последнего - тома.
Проявляли подобную заинтересованность и другие известные люди. Интересно отметить, что именно в 2007 г. Гунина сбили машиной, нанеся серьёзные травмы.
После 2017 г. постепенно исчезли все томики второго машинописного собрания доэммиграционного периода, и, к 2022-му, не осталось ни одного...
Первая редакция доиммиграционной поэзии (включая поэмы) 2008-2011 г. г., сделанная самим автором, оказалась не очень удачной. Она опиралась на рукописные черновики, где почти над каждым словом надписано альтернативное, и целые строки (даже строфы) дублируются альтернативными версиями. Эта редакция была скопирована множеством сетевых ресурсов, так как поэзия Гунина в те годы пользовалась немалой известностью, и была популярна среди молодёжи и людей от 25 до 45 лет.
Вторая редакция (также сделанная самим автором) - несравнимо удачней, и - в 2012 г. - заменила предыдущую.
Однако - с 2013 г. - то ли сервера, то ли хакеры стали заменять файлы первой редакции версиями второй: это регулярно происходило на сайте Максима Машкова (lib.ru), на сайте Сергея Баландина, и т.д. (Следует добавить, что травля автора на сетевых форумах, на литературных сайтах стартовала ещё в середине 1990-х, включая разные хулиганские выходки в его адрес, массированно устраиваемые организаторами).
О творчестве Льва Гунина писали: Орлицкий (оригинал - stihi.ru/2005/04/13-349, перепечатка - proza.ru/2023/06/08/178), М. Тарасова (stihi.ru/2005/04/13-349, перепечатка - proza.ru/2023/06/08/180), А. Коровин и Белый (proza.ru/2023/06/28/175), Игорь Гарин (proza.ru/2023/06/28/170), и другие литераторы, критики, издатели. В этих заметках - прямо или косвенно - упоминается об изощрённой травле. (Более подробно - у Коровина, Белого, и Тарасовой).
О поэзии Льва Гунина на английском и на польском языке писали Kurt Flercher и Агнешка Покровска (?).
В многочисленных интервью сетевым и печатным журналам (к примеру, в интервью журналу "Воркувер" - proza.ru/2023/06/28/171) - сам автор иногда косвенно затрагивает эту тему.
На сетевых форумах обсуждалась систематическая порча литературных и музыкальных текстов. В своё время, отправляемые К. С. Фараю (Фараю Леонидову) многочисленные варианты перевода стихов и Кантос Э. Паунда подверглись злонамеренной модификации (вероятно, во время пересылки), и в печать пошли не окончательные, но черновые версии. Переводы Гунина текстов (эссеистики) Исраэля Шамира (Изя Шмерлер; знаменитый политолог, эссеист, корреспондент, известен также под именами Роберт Давид, Ёрам Ермас) с английского на русский вообще не вышли в свет вследствие порчи текстов во время пересылки Шамиру. По той же причине сорвалось несколько попыток издания "Прелюдий" для ф-но и сборника "Лирические пьесы" Льва Гунина, которые высоко оценили известные музыканты. (См. Ю-Тюб - youtube.com/@robertcornell6802).
(Лев Гунин по профессии музыкант, автор многочисленных композиций (включая музыку к фильмам), исполнитель классических произведений (ф-но) [youtu.be/KyHYzOl-xQY , youtube.com/watch?v=94Ac0OAZBAs, youtu.be/dGKy0yCkKnQ , youtube.com/watch?v=D2A4RWaDggQ&t=148s , youtube.com/watch?v=eCyavxkENF0 , youtube.com/watch?v=ym0uqTz_poo , youtube.com/watch?v=eDdh3Fg-H6s , youtube.com/watch?v=mrMikJVDC60, youtube.com/watch?v=_lLdndynze4 , youtube.com/watch?v=VODlm7l4MNY , youtube.com/watch?v=5B8k5H2zKzs , youtube.com/watch?v=E2Mo5d44WnQ , и т.д.] ; см. также фильмы "Гусеница" (Caterpillar) - youtu.be/qeDmEhaXMU8 , "Подушка" (режиссёр Юрий Белянский) - youtube.com/watch?v=BDrhptcbfwE&t=48s , Des souris et des hommes (режиссёр Жан Бодэ) - youtube.com/watch?v=Ctx2sm4ZnAI).
Диверсии против его домашних компьютеров обсуждались с Ильёй Кормильцевым, Юрием Белянским, Кареном Джангировым, Исраэлем Шамиром, Мигелем Ламиэлем, Борисом Ермолаевым, Жаном Бодэ, Владимиром Батшевым, Эдуардом Лимоновым (Савенко), и другими известными личностями, с которыми автор был знаком, но реакция была одна и та же: "против лома нет приёма". Подробней эти случаи описаны в обширной работе на английском языке "The Punitive Health Care".
Биографии этого автора неоднократно удалялись из различных энциклопедий, убирались с многочисленных сетевых порталов, но краткие справки о нём можно найти на сайте Сергея Баландина; в библиотеке lib.ru; в антологии "Мосты" (под редакцией Вл. Батшева, с участием Синявского и Солженицына; Франкфурт, Германия, Brucken, 1994); в литературном журнале PIROWORDS, под ред. Мигеля Ламиэля (английская поэзия Гунина); из-во Pyro-Press, Монреаль, 1997); в сборнике Throwing Stardust (London, 2003; Антология Международной Библиотеки Поэзии, на англ. яз.), English Poetry Abroad (London, 2002, на англ. яз.); в газете "Hour" (Montreal, Quebec, Canada); в сборнике "Annual Poetry Record" (Из-во Международного общества поэтов, Лондон, 2002); в культовом издании "Паломничество Волхвов" (Гарин, Гунин, Фарай, Петров, Чухрукидзе: Избранная поэзия Паунда и Элиота); в @НТОЛОГИИ - сборнике стихов поэтического клуба ЛИМБ (Поэтический Клуб "Лимб". "Геликон-плюс", Санкт-Петербург, 2000); в в журнале АКЦЕНТЫ (1999); в СК НОВОСТИ (статья, написанная в сотрудничестве с кинорежиссёром Никитой Михалковым, Июнь, 2000. (Номер 27 (63), 14.06.2000); в публикации "Университетская пресса" ("Маэстро и Беатриче", поэма Льва Гунина; СПБ, 1998); в "Литературной газете" (Москва, №22, май 1994 г.); в литературном журнале ВОРКУВЕР (избранные статьи, интервью и поэзия Льва Гунина, Екатеринбург, 2006); в журнале поэзии ПЛАВУЧИЙ МОСТ (публикация избранных стихотворений, 23 декабря 2014 года. Москва - Берлин); в литературном журнале "AVE" (Одесса-Нью-Йорк, Номер 1, 2004-2005); в газете "МЫ", под редакцией Карена Джангирова (15 декабря 2006 года; репринт (повторная публикация на русском языке); первая публикация - на англ. яз. в культовом журнале "Wire" (январь 1997); вторая публикация - "По образу и подобию" (Теория мультипликации), газета НАША КАНАДА, выпуск 13, ноябрь, 2001); в Интернете теория мультипликации циркулировала с 1995 года; написана эта работа в 1986 году (братья Вашовски могли использовать ту же (дословно) идею для своего - ставшего культовым - фильма Матрица); в сборнике L'excursion (Leon GUNIN. La poesie du siecle d'argent. (На французском языке). QS, Монреаль, 2001); в литературной газете "Золотая антилопа" (Лев Гунин, рассказ "Сны профессора Гольца", СПБ, 2001); Лев Гунин, Миниатюрная книжка стихотворений, Париж, 1989 (Les tempes blanches. Белое время. Из-во Renodo, Paris 1989); в газете "КУРЬЕР" (многочисленные публикации Льва Гунина (1992-1993); в книге - Лев Гунин "Индустрия (…)", из-во Altaspera, Toronto (Канада), 2013, на русском языке), и т.д.
Лев Гунин живёт в Кбевеке (Канада) с 1994 г., не имея ни малейшего шанса когда-либо покинуть эту страну даже на короткое время, а - с 2001 г. - не имея возможности даже посетить другую провинцию. Он подвергается травле полицией и другим репрессиям.
________
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Несчастливая судьба литературно-поэтического творчества Льва Гунина - достойного большего внимания - сложилась не только в связи с широкой травлей и политически-мотивированными репрессиями (в частности: в стране, где он живёт (включая травлю полицией; административный прессинг; плотную изоляцию; помехи, чинимые в области коммуникаций; вызванное репрессиями обнищание; отказ в медицинском обслуживании…), но также по другим причинам.
Одна из них - неумение, а то и упрямое нежелание автора тщательней просеивать написанное через сито более строгих требований. Именно сбой в таком отборе и приводит к недостатку внимания и ко всяческим казусам. Никто в наше время не выставляет ранние опыты на всеобщее обозрение. Зрелые авторы, как правило, уничтожают свои рукописи, предшествовавшие мастерству. Соседство стихотворений разного уровня в одном сборнике служит плохим предзнаменованием (имея в виду ожидаемую реакцию), и, хотя - более удачная - редакция 2012 г. уже является плодом более строгого подхода, она всё ещё цепляется за некоторые пласты личной биографии больше, чем следует при отборе.
С другой стороны, если бы не травля, это могло способствовать экспоненциальному росту популярности среди широкой читающей публики, что, в свою очередь, с неуклонной неизбежностью повлияло бы на признание и в литературной среде. Так и происходит довольно часто с другими поэтами и прозаиками. К сожалению, этот автор находится не в таком положении, когда позволительна подобная роскошь. Чтобы пробить плотную стену замалчивания, остракизма, предвзятости и бойкота, ему следовало бы серьёзно подумать об этом. Но теперь, по-видимому, уже слишком поздно; состояние здоровья, ситуация, и другие помехи вряд ли позволят ему что-то изменить.
Остаётся надеяться, что критики и все, способные повлиять на преодоление этой несправедливости, проявят чуть больше терпения, не побоятся затратить чуть больше времени, и с известной снисходительностью отнесутся к причудам этого уникального, ни на кого не похожего автора.
=================
=================