Н О В О С Ё Л
Эта изба не самая крайняя в деревне; до самого-самого края ещё пяток изб; только из тех пяти три не жилые вовсе, а в оставшихся двух старичьё немощное век свой доживает. Но вот по "жидконаселённой" слушок пополз: купили избёнку ту, а покупатель не какой-нибудь хиленький дачник-романтик с девятого этажа со всеми "удобствиями", который искренне верит, что на даче всё само собой произрастает да с нёбушка сыплется, но добрый молодец возрастом годов сорока, ну пятидесяти, никак не старше, избёнку ту приобрёл.
Рукастым оказался новосёл. Не успели как следует приглядеться к нему, а он уже и бурьян вокруг "дачи" смахнул в одночасье, и сад-огород окультурил: старьё выкорчевал, новое насадил... А потом тепличку соорудил; неказистую -- всего-то полторы сажени на две, однакож, первым огурчики хрумкал он, деревенских угощал и их самих заразил хворобою тепличной. Теперь, пожалуй, и не найти подворья без теплицы.
А потом, -- это уж полгода спустя, по весне, -- инкубатор соорудил -- цыплят взялся выращивать, курочек стал продавать; недорого, совсем недорого, а затем и вовсе баловством занялся: цветов насажал вокруг двора: тут и мальвы, и петунии, и георгины астры, хосты... А как цвёл прошлым летом его жасмин, каким ароматом овевал проходящего мимо; поневоле укоротишь шаг, остановишься и... Ммм. Ах! И всё это -- во внеурочное время; на "уроки" он ездил в город: отработает смену и домой -- во вторую смену впрячься чтоб. Аборигены о нём -- только доброе: уважительный, безотказный, хороший мущына! А он и впрямь таков: кому мешок-другой цемента привезёт, кому рулон рубероида, кому комбикорму позарез... И всё бесплатно, и всем за так. Рубаха-парень, про таких говорят.
А в метрике у "рубахи" было написано, что он ни кто иной, как Севостьян, деревенские же стали его величать не так длинно; довольно скоро Севостьян стал у них Сёвой, а то и вовсе Сёвкой; ну это уж меж собой, заглазно, так сказать.
Самым грамотным в деревне числится бывший колхозный бухгалтер восьмидесятилетний Корней Ильич Калинин -- крупный, ещё довольно бодрый и вредный (по отзыву некоторых) старикан. Бывало нет-нет да и ввернёт в разговор замысловатое словцо. Как-то, проходя мимо Севостьяна, самозабвенно ковыряющегося в каком-то хитром механизме, изрёк:
-- Ну, брат, сам Сизиф позавидовал бы твоему упорству.
-- А может я его праправнук, -- смеясь отвечал Сёва.
-- А-а, тады всё понятно, -- "соглашаясь" прогудел Корней Ильич.
Вздумалось Севастьяну ветряной двигатель воздвигнуть: чтобы он и электричество вырабатывал и воду подавал, да что-то у него не заладилось - какой-то детали не доставало... Бросил. На время бросил. Не на долгое. Достал и взялся вновь...
Лето на исходе. В садах зреет антоновка, теплынь...
...Вечереет. На лавке сидят двое: дед Корней да его дружбень дед Тимоха -- соседи они; сидят, гомонят... О чём? Да обо всём; за "жисть" гомонят
-- Чтой-то долго он со своим ветряком вошкается, -- покашливая, молвит дед Тимоха, кивая в сторону Севкиной фазенды..
-- А ты хотел как: шик-брык и -- в дамках? -- сердито отвечает дед Корней.
-- Нет, конешно не так, но всё ж...
-- Сёвка сделает; непременно сделает, вот увидишь. Он ещё и перпетуум мобиле сварганит...
-- Чаво-о?
Ничего не ответил Корней Ильич, вздохнул только:
-- Э-хе-хе! Двойка тебе по физике!-- И совсем не в тему: -- Ты б побрился, Тимох; оброс-то как... Не стыдно?
-- А перед кем мине прихорашиваться?.. К святкам ображусь.
-- До святок в дикобраза превратишься.
-- Не боись, не превратюсь...
...А Сёвка таки сделал задуманное! Закрутились-завертелись над деревней жестяные крылья диковинной птицы -- лопасти ветряного двигателя; был такой когда-то близ колхозной фермы -- заводской, не самодельный, да порушили его и фермы порушили, да и деревню тоже... много чего разорили. А теперь вот... Н-да.
Случилось Сёве проходить мимо избы вчерашнего бухгалтера. Корней Ильич сидел на лавке с газетою в руках. Завидя Севостьяна, подманил к себе и, показывая на палисад соседа:
-- Ты глянь, глянь чего выделывает...
Глянул Сева куда ему указали, и такую картину узрел: друг и сосед Корнея Ильича Тимофей Савельич, сидя на пеньке, протягивает в сторону рябинового, густо усеянного ядрёной ягодой куста раскрытую ладонь и при этом тихонько посвистывает.
-- Совсем Тимка с глузду съехал: синиц вздумал с ладони кормить, словно они цыплятки из-под его клуши... да и не время им ещё. Ну точно дитя малое, -- покачал головой дед Корней. -- Хм, он у нас ещё и в тетрис играет...
-- Да ладно! -- не поверил Сева.
-- Буду я тебе врать, как же... Играет. Сам с собою играет, да так шумно; с улицы слыхать! И всегда выигрывает...
-- Сам у себя что-ли?
-- Ну да. И ни разу не проиграл, ни единого раза!
-- Ох и трепло ты, Корней Ильич, прости за худое слово!
-- Так заплесневеешь ведь без шутки-прибаутки; разве не так?.. Не обижайся.
-- Да ладно, чего там...
На том и разошлись.
А однажды Сёва услышал крик у колодца, когда в тепличке возился ; баба Шура кричала: "Ох! Ах! Ай-яй-яй! Утонет, утонет, проказник..." Севостьян к ней: "Кто утонет, Бабшур?" "Филька!" -- плачет та. "Внук, что ли?" "Какой внук, -- кричит бабуся, -- Филька, котёнок мой ..." Сказала и мыслит: "А вдруг откажет: мол,отрываешь, бабка, по пустякам; своих забот невпроворот, а тут ты... плюнет да и возвернётся к делам своим..." А Сева, не долго думая, взял у бабушки вожжи, коими она воду из колодца черпает, один конец привязал к бревну, лежащему подле, за другой сам взялся...
Тем же днём Алексеевна и "проинформировала" любопытствующих, что за шум-гам случился у колодца. "Ага, -- гуторила старая, -- пришли мы, значит, по воду, глядь!, а на краю обрубки воробушек сидит, молоденький ишо, желторотенький, а Филька, дурашка, узрел и прыг на него да в колодец и угодил; ну я и закричала, а он, Сева-то, и прибежал. На помощь прибежал. Каким таким образом дотянулся он до котёнка, бог весть, но сорванца выудил. Уж и не знаю чем и как отблагодарить Севушку... Дай, Господь, доброго здравьица ему!"
Нынче в деревне чуть ли не праздник: к Севостьяну жёнка приехала с двумя детками -- мальчиком и девочкой годов пяти-шести. Приехала впервые; говорят, они были в разводе... Помирились, значит. О, сколько было крика, писка, детского плача! Давно тут такого не слыхали. Ожила деревенька, ожила сердешная... А жёнка Сёвы оказалась ну до того хороша, ну до того пригожа: глаза что озёра глубокие, фигура -- куда там тем моделям!, да и вообще... "Ну, чтоб эдакая цаца да в чернозём, да в навоз... Да ни в жисть!" А "цаца" как взялась за лопату, да как начала грядки охаживать... Деревенские только языками зацокали. А дед Тимоха, не дожидаясь святок, в тот же день и "образился" -- побрился. А дед Корней ему: "Ну вот, а то ходит: мужик -- не мужик, пугало -- не пугало... Почаще б в деревню гости приезжали."
Прошло, прозвенело лето. Октябрь раззолотил берёзы, облил багрянцем "девичий" виноград, крепко вцепившийся в веранды изб и добравшийся чуть ли не до самых печных труб... Вчера кто-то поджёг в лозняке старую, ещё прошлогоднюю траву. Горело жарко, жадно, торопливо, взахлёб... Еле потушили. Кто-то видел, -- точнее, слышал, -- перелётных гусей (кегекали); высоченько летели... А в прошлую осень на поле сели, на пожнивье... Может и нынче сядут; не все ж они пролетели...
Ну вот, пожалуй, и всё... Да, чуть не забыл: А ещё в нашу деревню газ обещают провести, давно обещают; и мы ждём и мы верим... А что нам остаётся? А вдруг и вправду проведут -- то-то радости будет!
01. 01. 2021, 23 часа
Газ пока не провели. 16. 11. 2023, 20 час. 43 мин.