(Недетская повесть о детстве)
4. «Трикотажный» дом
В четыре года у меня началась эпоха «трикотажных» домов. Не помню от кого из детей я услышала про «трикотажный дом», но везде, где только можно, я рисовала эти «трикотажные» дома. Однажды даже умудрилась изрисовать большую амбарную тетрадь, исписанную сплошь от корочки до корочки. Исписаны листки были только с одной стороны, а с другой оставались чистыми. Я рассудила так: «Раз тетрадь исписана полностью, значит больше не нужна, а стало быть можно взять и порисовать» и изрисовала «трикотажными» домами все чистые странички и все незаполненные записями места.
Как оказалось, это были мамины конспекты по домоводству, а на чистых листках по ходу уроков она хотела рисовать образцы изделий, но я её опередила. Мама, не посмотрев тетрадь в полной уверенности, что все темы уроков заполнены сдала тетрад на проверку завучу. Представляю, какое было у той лицо! Завуч конечно всё поняла и возвращая тетрадь маме с улыбкой произнесла: «Воля Петровна, имейте в виду – там не мои рисунки!». Мама раскрыла тетрадь и обомлела.
Дома мама пересмотрела все детские альбомы для рисования, которые брала домой на проверку и в нескольких тоже обнаружила мои «шедевры». Мне сделали внушение, серьёзное причём.
А на другой день после работы мама зашла в книжный магазин и купила целую кипу альбомов для рисования – пострадавшим детям и остальные мне. А вечером и папа притащил несколько альбомов. Теперь у меня их была огромная стопка, рисуй – не хочу!
- Надолго хватит! - сказал довольный папа.
- Ну-ну, - скептически улыбнулась бабуля. Она возилось со мной всё моё свободное от садика время и кто-кто, а она-то уж знала, сколько я извожу бумаги.
Картинки с «трикотажными» домами были презабавными. В центре высился дом о трёх этажах, по бокам от него обязательно стояли Пиф, Буратино, Бибигон, наш кот Васька, бабушка, мама, папа и я. При попытке разъяснить мне, что дом не «трикотажный», а трёхэтажный, взрослые моментально получали ответ, что мне это известно, но «трикотажный» лучше и смешнее.
Рисовала я «трикотажный» дом, рисовала и дорисовалась. Наворожила! Мы переехали в новую квартиру! В четырёхэтажный дом! Оказывается, родители вступили в кооператив и вот теперь у нас появилась собственная квартира. и я стала жить на два дома у бабушки и у себя.
В новой квартире мне выделили свой уголок у окна, где расположились моя кровать, полочка для книг и огромная корзина с игрушками.
Игрушек было много, родители очень часто мне их покупали. Одна из моих самых первых – заводной плюшевый медведь. Дожил он до своей медвежьей старости, до вытертого на ушах и на лапах плюша, но танцевать так и не перестал.
В углу у окна находился маленький чёрный рояль с настоящими белыми клавишами, но нарисованными чёрными. На рояле лежал барабан. Ну как же мог обойтись без барабана ребёнок пяти-шести лет, да ещё моего типа характера!
Рядом с роялем стоял заводной теремок на четырёх столбиках-берёзках, с часиками по центру, выпрыгивающей кукушкой и белочкой на качелях.
Теремок был ярко жёлтого цвета, а по нему были нарисованы алые цветы и изумрудные трава и листочки. Когда теремок заводили специальным ключиком часики начинали тикать, а стрелки двигаться, кукушка выпрыгивала из дупла, а белочка качалась на качелях. Эту игрушку пересмотрели и перезаводили все дети нашего дома и соседних дворов, пока однажды кто-то из старших ребят не перетянул пружину и механизм сломался. Часики перестали ходить, кукушка выпрыгивать, а белочка качаться. Я тогда, конечно же, очень сильно плакала.
Ещё в наличии имелся зелёный телефон с вертящимся диском и съёмной трубкой. Он был привезён с прежней квартиры. Я испытывала к нему двоякое чувство. С одной стороны, вроде бы полезная штука, можно позвонить маме на работу, когда она задерживается на педсовете. И спросить тоненьким «вежливым» голоском: «А можно маму». И ответить басом: «Сейчас позову с педсовета». А потом «маминым» голосом: «Я скоро приду домой».
Но с другой стороны, телефон это такая зараза, которой хотелось оторвать трубку, потому что когда к нам в гости приходила мамина подруга Валентина Алексеевна – детский врач, а я в тот момент особенно сильно баловалась, она «звонила» по этому телефону с просьбой принести белый халат, а я панически боялась белых халатов.
В корзине обитали Буратино, гнущийся пластмассовый жёлтый жираф с красными пятнами, пластмассовый слон, у которого вращались голова и все четыре ноги и небольшие игрушечные животные, с которыми я играла в джунгли. Здесь же в корзине находились куклы, целых семь штук (куда же девочке без них! Девочке надо дарить кукол, считалось в окружающей среде, но к счастью, не моими родителями).
В куклы я не любила играть. А любила играть в солдатики, которые мне покупал папа. Коробки с наборами солдатиков высились пирамидой у окна и когда ко мне приходили приятели мы разыгрывали целые баталии.
Рядом с корзиной находился большой металлический трактор и коробка с калейдоскопами. Калейдоскопов было несколько. Я их просто обожала и даже «усовершенствовала», запихивая туда дополнительные цветные стёклышки. Калейдоскопы мне представлялись подзорными трубами. О как я мечтала о подзорной трубе!
У мягких игрушек, которые мама шила сама из плюша и кусочков искусственного меха, был особый статус – они сидели на кровати, прижавшись спинами к коврику с котятами.
Особой моей гордостью была книжная полка, точнее этажерка с четырьмя полочками между изящными точёными ножками. На самом верхнем этаже стояли вырезанные из коры парусные кораблики, лежал пистолет, а на выступающих над верхним этажом навершия ножек, висели на темляках деревянная шпага и пластмассовая сабля. Остальные три этажа занимали книжки.
В пять лет я научилась читать, и книга стали моей новой любовью, такой же сильной, как любовь к морю. На полочках теснились «Приключения Бибигона», «Золотой ключик», «Приключения Пифа», «Доктор Айболит», огромная толстенная книга русских народных сказок в добротном красном коленкоровом переплёте, «Знаменитый утёнок Тим», «Приключения Огуречика», «Живая шляпа», книжки Бианки, Драгунского, Сутеева, Чуковского, Маршака, в общем полный набор детской классики малявочного возраста. Здесь же были подшивки «Весёлых картинок» и «Мурзилки».
Но самой моей любимой была «Сказка о Военной Тайне, Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове». Эту книгу я знала наизусть. И по моей настойчивой просьбе мама сшила для меня будёновку, точь в точь как у Мальчиша-Кибальчиша.
Через два года, когда мне исполнилось семь, главное место на этажерке занял самодельный парусный кораблик, а стенку около кровати я разрисовала парусниками, островами, пальмами и дельфинами. И на фоне росписи над моей кроватью висели самодельные шпага, сабля, пистолет и лук со стрелами. И когда приходили гости и видели этот мой «вооружённый уголок», мама смеясь говорила, что нам не страшны разбойники и пираты.
А через несколько лет библиотечка на этажерке пополнится книгами, Крапивина, Коржикова, Марка Твена, Линдгрен, Родари, Андерсена, Жюля Верна, Майна Рида, Джека Лондона, Хейердала… И две моих самых любимых того возраста – «Капитаном «Суматохой» Даниэльсона и «Приключением юнги» Ликстанова. Скоро места на этажерке не будет хватать и на стенку навесят книжные полки.
«Трикотажный» дом оправдал свои ожидания. Детей во дворе было много, правда многие были постарше, но мне ведь было не привыкать общаться со старшими. Да нас, ровесников, из двух домов набралось человек пять. Мы играли все вместе и носились во дворе до темноты.
Первая зима в новом доме выдалась очень холодной. Батареи грели плохо. И приходилось постоянно топить печку на кухне. И мне пришлось жить на два дома. В будни я жила у бабушки, она забирала меня из садика и мы не тряслись в переполненном автобусе на другой конец города, а преспокойно шли к бабушке, благо бабушкин дом находился рядом, через забор. Если учесть, что начиная с середины ноября и по середину марта у нас обычно стояли трескучие морозы, то такое близкое расположение являлось огромным плюсом.
Мамина школа тоже находилась не далеко. Осле уроков она забегала к бабуле, мы с ней видалис и мама спешила на автобус, чтобы поскорее добраться до дома, а не тащиться пешком по такой холодине.
По субботам в садик меня не водили, и мы с бабулей ещё в пятницу вечером приезжали домой. Вот тогда-то я целых два дня проводила с родителями. По вечерам, у нас на кухне собиралась ребятня из нашего подъезда и бабушка крутила нам диафильмы. В камиинке трещали поленья, витал аромат свежей выпечки, было тепло и душевно, и кто-то из старших ребят уже школьников читал вслух пояснения к кадрам диафильмов. Кстати, у бабули дома тоже был фильмоскоп, го купил по случаю папа, специально, что не таскать с места на место, так что, в будни, когда я ночевала у бабули, мы тоже крутили диафильмы.
Мама долго хранила одну из картинок с «трикотажным» домом, но с течением времени она где-то затерялась.