Нищий сочельник
Средь мошкары похож на муравья,
вдоль торга да веселья чуть не плача,
нзгнанник, шёл чужим Берлином* я
в раздумьях о семье на съёмной даче.
Худая ручка хилого юнца
махала грубой, самодельной куклой
и "господа, купите!" без конца–
что боль перед последнею разлукой.
Метнулся я к нему, возможно, к ней:
чумазое без возраста и пола
дитя в мерцанье праздничных огней
канючило всенищенское соло.
На лестнице сидевшее оно–
век не забуду– мне залопотало:
"Купите, господин!"– в глазах темно,
а времени и денег вечно мало.
Да, я из неуклюжести ль стыда–
не дело с нищим в праздник торговаться–
проследовал своим путём, когда,
казалось, мог монетой отозваться.
Корюсь и каюсь месяцы спустя,
когда виденье в памяти мелькает:
торгует куколкой моё дитя,
а я, не оглянувшись, убегаю.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
* после подавления датскими властями движения за независимость Голштинии автору пришлось бежать в Берлин, прим.перев.
Weihnachtabend
Die fremde Stadt* durchschritt ich sorgenvoll,
Der Kinder denkend, die ich liess zu Haus.
Weihnachten war's; durch alle Gassen scholl
Der Kinderjubel und des Markts Gebraus.
Und wie der Menschenstrom mich fortgespuelt,
Drang mir ein heiser Stimmlein in das Ohr:
»Kauft, lieber Herr!« Ein magres Haendchen hielt
Feilbietend mir ein aermlich Spielzeug vor.
Ich schrak empor, und beim Laternenschein
Sah ich ein bleiches Kinderangesicht;
Wes Alters und Geschlechts es mochte sein,
Erkannt ich im Voruebertreiben nicht.
Nur von dem Treppenstein, darauf es sass,
Noch immer hoert ich, muehsam, wie es schien:
»Kauft, lieber Herr!« den Ruf ohn Unterlass;
Doch hat wohl keiner ihm Gehoer verliehn.
Und ich? – War's Ungeschick, war es die Scham,
Am Weg zu handeln mit dem Bettelkind?
Eh meine Hand zu meiner Boerse kam,
Verscholl das Stimmlein hinter mir im Wind.
Doch als ich endlich war mit mir allein,
Erfasste mich die Angst im Herzen so,
Als saess mein eigen Kind auf jenem Stein
Und schrie nach Brot, indessen ich entfloh.
Theodor Storm