Вот из саней вылезли Савинков с Каляевым,
Каляев снова свой «свёрток» прижимал к груди,
Бросили извозчику в ладонь светленькую мелочь
И неторопливо по Красной площади пошли,
На башне Кремля старые часы пробили «два»,
Потом они прощались и расцеловались в губы…
Савинков стоял, смотрел, как не оглядываясь, Каляев уходил,
А тот к Никольским воротам шёл лёгкою походкой.
Через Спасскую башню Савинков в Кремль вошёл
И вздрогнул: у дворца стояла карета князя,
Нетерпеливо мотали головами рысаки,
«Убьёт», - подумал он, и радость сердце залила…
Савинков по Кузнецкому почти бежал,
Он сам не знал, зачем он так торопится,
Сталкивался с людьми, сердце учащённо билось.
Потом услышал отдалённый глухой удар,
От Никольских ворот площадь заполнялась людьми,
Все молча, ожесточённо куда-то лезли,
Отвратительной казалось Савинкову толпа…
А в это время четверо жандармов Каляева скрутили,
В Якиманскую часть, в арестантскую его везли.
Каляев старался крикнуть: «Да здравствует свобода!»,
А лицо его было безобразно синим,
Весь окровавленный, он полулежал в санях.
В его сознании смутно проносилось происшедшее,
Как будто было это всё давно и это он уже забыл.
Он снова ощутил, как дым пахнул в лицо,
Мимо проплывала чёрная карета на жёлтых спицах,
На мостовой лежали комья великокняжеской одежды
И напирала толпа, чтобы увидеть куски тела…
Рядом металась великая княгиня и кричала:
«Как вам не стыдно! Что вы здесь смотрите?!»,
Но толпа хотела смотреть на куски тела её мужа…
Возле арестного Каляев потерял сознание,
За руки и за ноги поволокли его жандармы.
Только к вечеру он снова пришёл в себя,
Но на допросе ничего не говорил, лишь слабо улыбался
И повезли его тогда в Бутырскую тюрьму.
А в это время с Николаевского вокзала скорый поезд отходил,
В купе первого класса Савинков с газетою сидел,
Полупоклонился сидящей напротив старой даме и спросил –
Не помешает ей, если он здесь закурит?
Старая дама благосклонно разрешила
И Савинков с большим удовольствием закурил…