В этой пустыне тяжелый песок
Сердцем забывчив и телом жесток.
Камни растут, и чернеет миндаль.
И заштрихована смертью печаль.
В этой пустыне засохла, горба,
Над алебастровой грудой арба.
И на рассвете – в сосудах глазниц –
Вянут изломы вальпургиевый птиц.
Сложим котомки под эту арбу.
Выберем череп с отметкой во лбу.
Сядем плотнее на серый песок –
Спинами у солнцу, лицом на восток.
Нам уготовили право молчать
Неба сургуч и молитвы печать.
И ни за что не помилует нас
Довавилонский рассеянный глас.
Тенью уродливой, слитно дыша,
В череп вольётся двойная душа.
И, рассыпаясь на части, дотла,
Станут пустыней сухие тела.
Целую вечность пребудет покой...
Ночь, напоённая мной и тобой,
Спрячется в норы; проступит узор
Синего неба и розовых гор.
Ветер – остатками влаги богат –
Выплеснет в прах ледников аромат.
И приподнимется, возле арбы,
Новых хозяин двуликой судьбы:
Полуариец и полуеврей.
С маленькой родинкой между бровей.