1
Ухожу из дома.
Ухожу туда, где меня не помнят.
Где не злое молчанье, а гомон
птичий.
Где никто меня не отыщет.
А еще там поля, где маки.
А еще там сады, где розы.
А еще там ночи, где нету мрака.
А еще там баба упала с воза –
воз уехал, а баба пошла обратно…
– В свет и радость!
А еще
обнулен и долгов, и грехов там счет.
Всех и всяких:
в Данаидовой бочке беда иссякла!
Через овраги
бегу по радуге.
Через болота
пробираюсь по небосводу.
Через пески пустыни
на руках Ариэля-ангела:
по пути нам!
Ухожу на волю.
Ухожу так странно, так гордо голой.
Без одежек, что грели тело,
как снега…
– такие слепяще белые,
будто самое скорбное в мире:
истины.
– И такие же бескомпромиссно чистые.
Ухожу из стужи.
Ухожу из судьбы простуженной.
Вслед хохочет прошлое – наглый шут:
вместо сброшенной теплой шубки
обрядить меня хочет в дурные шутки.
Шут напрасно ехидством пышет:
не
слышу.
Для меня его выкрики – белый шум!
2
Ухожу.
Оставляю постылый дом.
Ни одной не взяла из тяжелых шуб –
догм,
и правил,
и мыслей здравых.
Без линялых своих капотов
с оторочкой из заморочек.
Без роскошных своих сорочек:
тех, в голубой цветочек
задушевных благих советов.
Хватит суетных оболочек!
Мне нагой походить охота
там, где маков – поле, а не букет,
там, где слухов-колючек нет,
там, где нет и тяжких вериг-обетов,
где на сглаз от лучшей подружки вето…
3
Ухожу из дома.
Я сыщу другие себе хоромы.
Ухожу из тяжелой дремы.
– Где все вновь рифмуются "жизнь" и "жесть".
– Где я видела глюки грозные,
а не грезы.
– Где колодцы, что в мираже –
грязны:
лишь холеру можно оттуда черпать.
– Где лишь бред горячечный,
а не сны.
– Где гадюка прячется
в моем черепе
собственном.
– Где считают тухлых цыплят по осени…
Ухожу из стремной своей каморки,
что вмещала постылых упреков гору
и постылых печалей ворох.
Ухожу из постылого, злого морока
– если б даже крутых разборок!
нет: постылых недоговорок.
Что ни день,
тень наводит там на плетень
солнце.
А в ночи заглядывает в оконце
мутным бельмом луна:
вдруг прозреньем одарена?
То ли Ванга,
то ли наглая шарлатанка!