Отбрасывая целые подальше,
на золотую нить нанизывал
червивые фасолины философ.
То, что в дверь мою в три утра стучится,
Назови своё имя!
Даже если ты безымянно,
Или безъязыкая обезьяна,
Изобрази мне в глазок глазами,
Или руками своими –
Что ты за птица?
Если – зима? – открывать не стану,
Потому что ты длинная и обёрнута влажными простынями.
И собственно, – что могу дать тебе? тепла?
Так в моей времянке не положена топка.
Единственное, что греет меня – сонная пелена.
(И от стука в соседнюю дверь – тебе не будет толку.)
У меня ничего нет, кроме моей жены,
Мечты, перед миром вины,
Четырёх червивых фасолинок
да залистанного филосонника.
Тебе они' нужны?
Будь ты завшивленная война,
То стучать бы не стала,
Потому что вольна'
Без стука вламываться куда попало.
А вот если ты не стукач, дядя, а честный дятел,
Или, скажем, без жилья черепаха, которая плачет,
На худой конец – печальный, заблудший дьявол,
Заходи. Помолчим за жизнь. Помечтаем… а, это ты, Палыч?