4
Я фартовая:
ухожу с венчальной своей фатою.
С кучей подарков свадебных
– остальное гости кидают сзади мне.
Там кружевные платьишки,
не взяла что я,
ибо рваны, да не залатаны.
– В алом
я вернулась однажды с бала.
И свою судьбу не своей застала.
– В розовом
я узнала, что лживы златые грезы.
– В белом
я ничего не делала…
только ждала невесть чего,
жутко нужного, но не вещного.
– В черном
я бывала по дням нечетным.
– А по четным рядилась в рыжее:
в солнце –
наперекор бессоннице.
В апельсинку, что соком брызжет…
В пламя,
что язычками
полешек лижет…
– Жаль, не полешек то был, а камень.
Не зажегся и не расплавился.
Не случилось жаркого перепляса
огоньков,
осветивших – и освятивших – кров!
Лишь каменюка лежит обидно,
тяжкая, как надежда стыдная.
Видно,
и апельсинка была подгнившей…
Да и солнышку надо спускаться ниже,
чтобы в страстных объятьях счастья
в рыжем платье
сумела спать я
– наяву…
приминая праздную сон-траву.
5
За спиною вовсе не слезной соли
знаменитый печально пуд
(под подобным грузом я упаду)!
– За спиною ноша, что невесома:
вера детская в свет и радость,
в свою силу и Божью правду.
– Быть счастливою хочешь?
– Будь!
От себя к себе самый нужный путь.
(Хорошо, коль и самый добрый:
если напутствие мамы в торбе.)
Я опасно была пропащей.
Я толкнула себя же, опасно падающую.
Я опасно была надтреснута.
– Я хотела разбиться вдребезги.
…Сохранила свои осколки
на заброшенной нижней полке,
где осталось, бог знает, сколько,
с детской елки моей иголок.
Собрала их.
А потом и то, и другое – вместе –
сердца пламенем синим сплавила.
Вышел новый елочный шарик славным!
Только елке, увы, не время!
И тогда закатала останки бренные
детства
просто в крутое тесто.
И покатился мой колобочек
не по грязной былой обочине:
по тропе, что почти стезя.
– Здесь без детской веры пройти нельзя!
– Веры,
что уйду и от зверя
лютого,
и от тех упырей, что по виду люди.