«НА ЗЕМЛЕ»
Узел пятый. Новая реализация!
В понедельник 5 сентября 1994 года, как и положено всем госслужащим (меня можно считать уже таковым) в 9.00, я входил в двери своей новой работы – центральный аппарат ФМС России. Я даже себе при этом не представлял, в какой мир я вхожу.
Но с точностью могу сказать из какого мира. С Аллой у нас был мир, и на работу я начал ходить с Б. Полянки.
У начальника по кадрам Н.М. Мельниковой на меня уже были заготовлены все необходимые для работы документы, а именно – «номерная» красная корочка, сделанная из козлиной кожи, с глубоким золотым теснением названия федерального органа – «ФМС России».
Н. Мельникова теперь уже официально, повела меня – Главного специалиста Оперативного отдела Управления оперативного приема вынужденных переселенцев, к моему месту работы.
Мой рабочий день на рабочем месте начался с того, что меня представили всем сотрудникам Управления.
Про начальника Управления Николая Владимировича Чулкова я уже упомянул. У него был заместитель Виктор Михайлович Колючев.
В Управлении были следующие структурные подразделения (оригинальные названия уже стерлись в памяти, но суть работы постараюсь передать поточнее):
– Отдел, который занимался созданием и финансирование пунктов первичного приема и центров временного размещения вынужденных переселенцев (отдел возглавлял Геннадий Викторович Шишкарёв, кроме него в отделе было 3 человека по факту);
– Отдел, который занимался вопросами, связанными со статусом вынужденного переселенца (отдел возглавлял Владимир Алексеевич Смирнов, кроме него в отделе было 3 человека по факту);
– Оперативный отдел, который занимался работой на «переднем крае», непосредственно с пострадавшими при возникновении конфликтов (организация приема, учета, направления потоков мигрантов по субъектам России), вызвавших вынужденную миграцию российских граждан из мест их постоянного проживания на территории России. К таковым потом ещё прибавились и при чрезвычайных ситуациях разного характера (отдел возглавлял Виталий Иванович Душенковский, кроме него в отделе было 3 человека по факту и уже вместе со мной);
– Сектор, занимавшийся организацией создания материальных ресурсов – питание, одежда и прочее, одним словом всем необходимым для создания на определённое время жизненных условий вынужденным мигрантам – российским гражданам (возглавлял сектор Вячеслав Иванович Корякин, а с ним ещё один сотрудник по факту);
– отдельно в Управлении был делопроизводитель.
Зачем я привожу фамилии? Потому, что самые лучшие дни совместной работы в ФМС проходили особенно вместе с этими людьми. А с В.И. Корякиным и с В.И. Душенковским добрые близкие отношения сохранились и есть до сего времени.
Напомню о ситуации с возникшими конфликтами, произошедшими в СССР и после его развала уже в Российской Федерации, ликвидацией последствий которых, занималось Управление в то далекое время, когда я пришел на работу в его штат.
Доминирующей в таковой работе была ликвидация последствий осетино-ингушского конфликта 31 октября – 4 ноября 1992 года, грузино-осетинского конфликта 1991 года.
Ликвидацией последствий грузино-абхазского конфликта 1992-1993 года, межнационального конфликта в Ферганской долине (в Узбекистане), направленного на уничтожение и изгнание турок-месхетинцев, Приднестровского конфликта в Молдавии, конфликта в Нагорном Карабахе, а также вооруженных конфликтов в Таджикистане, Кыргызстане, в Управлении работа велась, но на второстепенном уровне, а то и того ниже.
Два слова о той ФМС России (неповторимой и, как я говорю, первого созыва). Данная служба была создана 14 июня 1992 года. До ее создания вопросами миграции занимался Комитет по делам миграции населения при Минтруде России.
Возглавляла службу Татьяна Михайловна Регент, первым замом был Юрий Васильевич Рощин, замами были Владимир Александрович Волох и Татьяна Михайловна, которая в близком будущем их совместной работы стала супругой В.А. Волоха.
В структуре, кроме обязательных подразделений, а к ним относились Управление делами, Кадровая служба, Отдел приема граждан, служба первого отдела, были ещё те, которые непосредственно занимались вопросами миграции.
Точное название тех структур уже не вспомнить, поэтому название привожу по сути деятельности. Управление по делам иммигрантов (И. Федотов), Управление по вопросам трудовой миграции (Г. Барабанов), Правовое управление (С. Ягодин), Финансово-экономическое управление (С. Тулякова), Управление по строительству.
Во всех субъектах России были созданы (или заканчивалось создание) субъектовые службы – территориальные органы прямого подчинения. При них, правда не во всех, были пункты первичного приема перемещенных лиц (в терминологии ООН), центры временного размещения (в количестве 24, самый близкий к Москве был в Тверской области – Серебряники) для этой же категории граждан, учебно-методический центр (в Болшево) и 2 медико-реабилитационных центра (в Троицке и в большом Сочи). В Гагарине (под Смоленском) была создана база материальных ресурсов.
В центральных аэропортах Москвы разворачивались пункты иммиграционного контроля.
Располагался центральный аппарат ФМС России по адресу Боярский переулок, д. 4. Данное знание имело большую историю. В нем когда-то располагался кадетский корпус. О тех годах говорили эргономичные ступеньки, рассчитанные на детский шаг. В революционные годы здесь располагался штаб эссэрки Марии Спиридоновой, в тридцатые годы в нём содержался под арестом А.И. Рыков. Правда, о тех годах, в здании не осталось никаких следов.
Здание имело в плане вид каре, с внутренним двориком. В этом дворике росло всего одно дерево, в кроне которого с удовольствием прятались от ворон воробьи. Воробьи весело щебетали в своём укрытии, тем самым как бы дразня ворон, а вороны сидели на крыше и ждали массового вылета озорников.
Звон от птичьего щебетания усиливался отраженным от стен эхом. Он стоял во дворе целый день. Что здесь творилось ночью, сказать не могу.
Перед тем, как здание передали в ведение ФМС России, в нем располагалось подразделение Минторга России. Об этом времени говорило богатое убранство внутренних помещений – стеновые панели до потолка, отделанные шпунтом красного дерева, металлические профили, с нанесенным на них «золотым» покрытием. Рудимент от той минторговской структуры еще некое время работал в подвальном пространстве.
После того, как со мной познакомилось все работники Управления, меня для ознакомления провели по ФМС России, по всем выше указанным подразделениям. Я сходил в гости к В. Яковлеву и рассказал ему о том, в какое Управление я попал на работу. Он скромно промолчал. Это молчание я понял уже потом.
В отделе мне выделили пустовавший рабочий стол (он был всего один здесь в силу того, что основная работа была в командировках). Сев за него я начал исполнять обязанности государственного служащего (тогда ещё не чиновника) в окружении коллег главных специалистов – В.И. Корякина и Л. Баранцевой. Из «родного» отдела была главный специалист Л. Землякова. Начальник отдела В.И. Душенковский был в командировке во Владикавказе.
Попутно с исполнение моих обязанностей, коллеги в лице девушек, рассказали мне немного об истории отдела. В нём практически сотрудники мужского пола не задерживались надолго. Месяц – два и уходили. Работа была в основном в командировках в «горячих местах». Был даже один случай гибели сотрудника во Владикавказе.
Тут мне вспомнился такой случай. В нашем отделе управления полётом в НПО, работала некая дева. Её отец был главным инженером Тепловых станций и сетей № 4. О нём я упоминал выше. Она вышла замуж, что, конечно же, хорошо, и взяла фамилию мужа. Но её муж погиб где-то там.
Слушая рассказ, у меня в голове всё срослось по фамилии, имени сотрудника, девы и её рассказа. Такой небольшой штришок в прошлое.
Начальник Управления Н.В. Чулков для вхождения в курс дела озадачил меня тем, что я сначала обязан был прочитать все папки из внутреннего архива о работе Управления по конфликтам и ликвидации их последствий. Но сначала мне необходимо изучить всю правовую базу, существовавшую по специфике работы на тот момент, вплоть до прохождения государственной службы.
Чем я и занялся.
Я читал материалы, подшитые в папках, многое не понимал, о многом, изложенном в них, я слышал из СМИ. Эта сфера человеческой деятельности мне была практически и совсем не знакома. Но я с упорством и большим вниманием читал межведомственную и служебную переписку, докладные записки о возникших критических ситуациях с сотрудниками Управления, находившихся в «горячих точках». Отчёты об их работе, об оказании материальной помощи пострадавшим, о мнении жителей и их отношении к происходящему, в местах конфликтов и прочее прочее.
Что-то оседало в моей голове, что-то не запомнилось совсем. Помимо чтения меня озадачивали не в большом объеме исполнением несложных Правительственных поручений, подготовкой предложений по ведению межведомственной переписки.
В Управлении почти непрерывно находились прибывшие в командировки руководители миграционных служб, особенно из республик Северного Кавказа. В Чеченской Республике на то время миграционной службы еще не создали в силу неясности и нестабильности обстановки, политических и сепаратистских тенденций, вызываемых деятельностью Президента республики Д. Дудаева.
Хотя, изгнание с мест постоянного проживания русского и иного населения, не относящегося по национальности к чеченцам, шло полным ходом.
Н.В. Чулков по ходу дела и возможности знакомил меня с прибывшими руководителями миграционных служб. Кроме того, приходили для разговоров представители общественных, религиозных (например – кришнаиты) и иных организаций (включая от УВКБ ООН), занимавшиеся вопросами миграции и оказания гуманитарной помощи.
И с ними тоже меня знакомило руководство Управления. В таком интересном круговороте событий и людей прошла неделя работы и началась вторая. На работу я ходил с интересом и с аналогичными чувствами, как во времена работы по теме «Буран» – с желанием!
С этого момента дальнейшее повествование я решил проводить по произошедшим видам особо важных рабочих и жизненных событиях.
«В зоне ЧП»
В середине второй рабочей недели Н.В. Чулков спросил меня о том, готов ли я ехать в командировку во Владикавказ. Явных причин по отказу от такого командирования у меня не было. Но всё же, я поинтересовался о длительности командировки. На мой вопрос начальник Управления ответил что-то неопределенное. В итоге от командировки я отказываться не стал.
Мне выписали командировочное удостоверение, предписывавшее работать во Временной администрации в зоне чрезвычайной положения (ВА). Бухгалтерия выдала мне деньги только для приобретения билета на самолет – рейс «обратно». «Туда» билет мне приобрело Управление делами с датой на 19 сентября.
О суточных и оплату проживания мне было сказано то, что получу их на месте работы – во ВА. В.И. Корякин выдал мне камуфляжный костюм, майку-тельняшку, камуфляжную майку, камуфляжную сумку. Размера обуви на мою ногу на складе нашего Управления не нашлось. И ладно.
Дома дочь и её двоюродные братья с интересом смотрели на мою экипировку и примеряли то костюм, то майки. В то время такие товары в широкой продаже были не очень распространены. Да и зачем в доме носить камуфлированные расцветки.
В пятницу Н.В. Чулков, в общем, проинструктировал меня о предстоящей в ВА работе. Но главное то, что там работал начальник моего отдела – В.И. Душенковский, который всё знает и детально введёт меня в курс дела. Он обязательно меня встретит на аэродроме в Беслане.
На мой вопрос об описании внешности моего начальника отдела для встречи по прилету, Н.В. Чулков ответил, мол, ему проще описать меня Душенковскому, чем его мне. На том мы попрощались.
19 сентября 1994 года я сидел в зале ожидания в аэропорту Внуково. Как-то так вышло, что я расположился недалеко от двух мужчин, говоривших о работе во Владикавказе, причем они по говору и одежде были явно не жителями ни одной из республик Северного Кавказа. На свой страх и риск я решил поинтересоваться – «Не в ВА ли на работу они летят?». Оказалось, что именно в ВА. Мы познакомились. Оба оказались полковниками – один из Минсвязи России, а другой из Минсоцзащиты России. Я пересел к ним поближе. Общую беседу в ожидании вылета мы вели уже втроем.
Как и положено вылет нашего самолёта перенесли и на много. Нам предстояло провести в аэропорту не менее 6 часов. От одного из полковников поступило предложение, поражающее своей новизной и свежестью – «принять» несколько капель за знакомство и непременно закусить. Консенсус был найден мгновенно. Мы отошли в буфет. Там на столе разложили домашнюю снедь. Бутылки с алкоголем на стол выставлять не стали от греха подальше.
До вылета время ожидания пролетело с этим «угодным» делом гораздо быстрее и интереснее, а также сблизило будущих коллег из разных министерств и ведомств, которые до этого ни разу не видели друг друга. Иначе – летели уже сплоченным коллективом.
На аэродром в Беслане (аэропорт Владикавказа) приземлялись уже в ночи. Втроем вышли в зал ожидания. Видя нас, местные таксисты стали приставать с одним вопросом (впрочем, как везде в аэропортах). Но мы не реагировали на их предложения, звучащие с легким акцентом. Такая обстановка никак не вязалась с представлением о действии здесь чрезвычайного положения.
Полковника из Минсвязи встречали, и он уехал пораньше. Тут к нам подошел мужчина с черными усиками, коренастый и среднего роста, со слегка кучерявыми черными волосами, Он, блестя глазами и золотым зубом, спросил меня – не А.И. Коротков ли я? Выходит так, что начальник Управления дал обо мне хороший словесный мой портрет.
Я подтвердил ему свою персону. Он назвался мне. Передо мной был мой начальник отдела. Я сказал ему, что вот ещё представитель из Минсоцзащиты. В.И. Душенковский сообщил, что ему поручено встретить его тоже. А ещё то, что «слава Богу», аэропорт сегодня не обстреливали. Напротив Беслана было ингушская деревня Экажево.
Владикавказ встретил освещенными улицами, правда, не везде, но в основном, по которым мы ехали. Это тоже не вязалось с действием ЧП.
Мы приехали в гостиницу с одноименным названием, как и город – «Владикавказ». В гостинице работал ресторан и играл живой оркестр. Вот те раз и это тоже в условиях ЧП. Забегая вперёд, скажу – сколько бы я не был в этой самой зоне, жизнь была такая, какой я её увидел в первый вечер и потом днём.
Меня поселили в номере с моим начальником отдела на 4-м этаже. По окончанию гостиничных процедур, потом своим отделом посидели в номере за импровизированным столом. Выпили и Виталий начал вводить меня в курс дела, правда очень скупо – «Мол, всё по ходу!».
Часовой пояс во Владикавказе с Москвой был один. Учитывая, что день у меня был сложный в части перелёта из Москвы во Владикавказ, я лег спать пораньше.
Утром я с Виталием вышел на работу. Выйдя на «свет Божий» я разглядел такую картину. Перед гостиницей струился Терек. Река действительно, как в той песне официанта про напиток «Кавказ» (х/ф «Волга-волга», реж. Г. Александров, 1938 г.), играла и пенилась. Справа, на набережной, стояла красивая Суннитская мечеть, вдоль фасада гостиницы и дорожки к мечети росли голубые ели. Прямо через Терек был пешеходный мост, а за ним раскинулся красивый городской парк. За ним был сам старый город.
На пороге гостиницы поздоровались с мужчиной в камуфляже. Виталий назвал его дядя Сережа (оказалось, что он начальник департамента МЧС России) и представил ему меня. До бывшего военного училища, где располагалась ВА, дядя Сережа довез нас на служебном транспорте.
В проходной, она же служила общественной приемной ВА, я получил пропуск (Виталий заранее оформил его), а затем мы прошли к основному зданию ВА и вошли в него с предъявлением пропуска. Виталий прямо с порога начал знакомить меня со структурой ВА. На первом этаже располагались финансисты, отдел кадров. Справа уходил вглубь длинный коридор, который заканчивался большим графическим портретом предыдущего главы ВА В.П. Поляничко, погибшего от пуль рядом с с. Тарское в Северной Осетии.
Затем располагались представители прокуратуры, следственного комитета, ФСБ и органов МВД. На втором этаже находились приёмная и кабинет главы ВА. В то время эту должность занимал Владимир Демьянович Лозовой, имеющий ранг вице-премьера Председателя Правительства России. Затем штаб ВА, аппарат главы. По другую сторону находился пресс-центр (выпускалась своя газета «Вестник»), комната советников главы из состава представителей федеральных органов власти, комната переговорщиков по налаживанию мирного процесса между республиками Северная Осетия и Ингушетия. Группа МЧСников находилась отдельно от всех, но в этом здании.
Виталий везде провел меня и представил (за исключением главы). Потом я спустился в отдел кадров и заполнил все необходимое для трудоустройства на работу. Выдали пропуск, содержащий строку, в которой указывались сведения об огнестрельном оружии.
Всех командированных во ВА из федеральных органов власти, оформляли на работу в качестве советников главы. Нам устанавливался оклад, начислялась премия, выдавали суточные (оплата питания), оплачивали гостиницу для проживания (поэтому в ФМС мне выдали деньги только на один билеты).
Замечу, что в Москве мне также шла зарплата с повышенной особым коэффициентом премией.
В штабе я получил инструкцию по тому, как вести себя в городе. Вечером – избегать ходить вдоль частных домов, их ворот и калиток; не ходить одному, а минимум втроем; стараться ходить ближе к проезжей части. А лучше вообще вечером никуда не выходить.
Мое рабочее место было в комнате советников главы – один рабочий стол на двоих с В.Душенковским. Комната была большая. В ней стояли рабочие столы с прибитыми табличками, содержащими название федерального органа. Для тех, кто должен был за ними сидеть. В комнате были и сами представители. Я встретил здесь своих попутчиков, уже знакомых мне полковников. Познакомился с Володей Ратниковым из Минтруда России (как оказалось на всю оставшуюся жизнь), представителем Пенсионного фонда России – Николаем Федуловым (встречались потом несколько раз в Москве) и другими. Под другими надо понимать из Минобразования, Минфина, Минздрава, Роструда России и еще, многих, которых уже не вспомню.
Представитель от Минфинана в тот момент был Владимир Давыдов и дислоцировался на работе он в Бухгалтерии. Себя он позиционировал потомком знаменитого гусара Дениса Давыдова и чингизитом (с чего такой апломб я не знаю, может быть от того, что у него было две жены и обе … казашки, чуть было не сказал – девки). Кроме того, он дополнительно к своей персоне добавлял – Главный контролер-ревизор СССР. Выглядел он очень и крайне неопрятно, по сравнению со своими коллегами из Москвы. Это являлось объектом постоянных насмешек над ним с их стороны. Шутили примерно так – «Ты не стирайся покамест. Когда постираешь этот костюм, то он может рассыпаться на нитки, его составляющие …» или «Иди в секретку, там надо под роспись ознакомиться, как Ельцин оркестром руководил …» и тому подобное.
Суть работы была у всех одинаковая – налаживание нормальной жизни населения в обеих республиках после состоявшейся межнациональной «войны». Особенно для тех, кто вынужденно покинул места своего прежнего проживания в республиках северная Осетия и Ингушетия ... И перебрался по национальному признаку на временное проживание в эти республики. Конфликт, хотя и был локальный, но участники его сторон после произошедшего (много было погибших и пропавших без вести с обеих сторон) не могли пока ещё сесть за один стол и договариваться.
К примеру. Чтобы выплачивать пенсию по новому месту проживания, путь и временного, необходимо было имеет пенсионное дело здесь, по временному месту. Та сторона или эта, его просто не направляли. Представителю из ПФР приходилось забирать дело, и отвозить по ту сторону. Или ехать забирать там, и отвозить сюда.
Такая картина была практически во всём. Несмотря на то, что страна одна и федеральные законы для обеих сторон одни.
Находясь в Москве, в ФМС России, руководители миграционных служб иногда внезапно встречались, а здесь же ни под каким предлогом. Это была общая политика органов власти обеих республик – неприятие друг друга (и то мягко сказано). Я должен был принимать деятельное участие в налаживании взаимодействия между миграционными службами двух республик, обмена информацией между ними и прочее … В общем по исполнению ими своих прямых обязанностей, установленных законом.
Так как основная часть представителей «федералов» проживало во Владикавказе, то с органами власти Республики Северная Осетия контактировать было просто.
Сложнее было работать с органами власти Республики Ингушетия. Там был создан небольшой отдел от ВА, но его деятельности по большому счёту не хватало. Параллельно содержать два огромных штата не имело смысла. Для этих целей были организованы регулярные выезды всех представителей «федералов» в Назрань.
В.И. Душенковский в курс дела вводил меня практически на ходу своего телодвижения. Он всё время куда-то уезжал или убегал, выполняя одному ему ведомые поручения. Познавать все нюансы работы мне пришлось по существу текущих дел и своими силами.
Вскоре глава В.Д. Лозовой собрал совещание. Их он собирали регулярно, в любое время суток, без всякого графика – по ситуации. Им на них задавались вопросы по направлениям действий и выслушивались доклады. Дошла очередь и до меня.
Я не знал, что докладывать. Надо было выкручиваться. «Мол, В.И. Душенковский выполняет ваши поручения и сделает Вам доклад по их исполнению!» – попытался выкрутиться я. Мой ответ главой был воспринят не очень позитивно. Но ему подсказали, что я только что приступил к работе. Он смягчился в отношении меня с наказом быстрее входить в курс дела.
А разговор мог бы окончиться примерно так – «Завтра в Москву, вслед бумага о несоответствии и требовать замены!». Права такие зам. Председателя Правительства России имел.
Настал мой первый выезд в Назрань. Выехали большим коллективом на автобусе от ВА. Маршрут движения проходил через Пригородный район Владикавказа, далее через Чермен. На Черменском кругу, стоящем на трассе Ростов – Баку, был организован большой блокпост, на котором проверялись документы у всех. Далее по трассе и поворот на Назрань. Населенные пункты Куртат, Донгорон при движении автобуса оставались в стороне.
Во время движения автобус аккуратно объезжал на дороге все лужи, новые латки из асфальта, на обочине ни в коем случае не останавливался, чтоб не происходило. Могли быть заложены мины или иные сюрпризы.
В Пригородном районе в черте Владикавказа никаких особых и явных признаков войны, прошедшей в основном через сельские населённые пункты Чермен, Куртат, Донгорон, не было. А проехав половину Чермена, я увидел полностью разрушенную другую половину населенного пункта. Граница была разительная. Половина целая, половина разрушена. Мне пояснили так.
Разрушенная половина – это место проживания ингушей. Даже милиционер на этой половине был свой – ингуш, направленный сюда из Назрани. Хотя это административная территория Северной Осетии.
На мой вопрос – «Почему дома имели такое разрушение – стены целы, но нет крыши окон, дверей?». Я получил лаконичный ответ – «Мол, открывали газ и когда он заполнит дом, бросали внутрь факел. Фантазий особых не надо – вакуумный взрыв!». Такая картина была в Пригородном районе со всеми домами, в которых проживали ингуши.
Потом картина по ходу войны прояснилась по Ингушетии. Осетин, русских и других не ингушей, просто выгнали или убили, забрав себе их имущество и не портя его.
Замечу сразу. Во Владикавказе, если в ряде домов, было пустое место, то это осталось от того дома, где жил ингуш. Также было и в Беслане. В деревнях дома ингушей были все взорваны газом.
Прием населения в миграционных службах был примерно одинаков. Входил человек, заявлял о своей жалобе, просьбе. Его выслушивали, и принимались необходимые меры. Правда в основном просили об оказании материальной помощи … Или вернуться в свой прежний дом. Последнее было на этом этапе практически невозможно. Но просили все, как под копирку … Скорее всего это была своя политика …
В Северной Осетии также были нуждающиеся беженцы, убежавшие из Грузии, Южной Осетии. Здесь один конфликт накладывался на другой. Такой симбиоз затягивал разрешение проблем осетино-ингушского конфликта.
Их временное проживание в санаториях, пионерских лагерях, домах отдыха оплачивало ФМС России из бюджетных средств. Что с ними делать в дальнейшем, трудно было представить, а ещё трудней реализовать.
Кроме работы с населением в миграционных службах во ВА тоже были свои приемные дни, в которых мы обязаны были принимать участие. Вопросы у приходящих граждан были самого широкого спектра. Но у многих, кроме решения социальных вопросов, было всегда одно – чтобы их хотя бы выслушали! Это я к тому, что в штат надо было включать психологов, о которых вообще в то время мало кто знал.
Для меня это было, как получение практических знаний по психологии. В дальнейшем мне эта практика очень пригодилась как в работе, так и в жизни.
Учитывая специфику общей жизненной обстановки в зоне ЧП, коллектив, состоящий из представителей «федералов», строил вне работы свою жизнь в гостинице по принципу коллективизма. Центром это коллективизма был 805 номер. Он был класса «люкс». Спальная и большая комната. При этом спальная отгораживалась раздвижной ширмой.
В самом начале ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта умная голова из Минсвязи сделал в нем узел связи с Москвой – «Как бы закрытая площадка на постоянной основе». Если нас могли селить в гостинице «Владикавказ» «как Бог на душу положит», то 805 был всегда только для «федералов» и один из них обязательно должен был быть представителем из Минсвязи. Вот в нём была устроена общая кухня с набором посуды для готовки и для сервировки на многое число едоков. Но самое важное для нас, приезжих из Москвы, было наличие прямого московского телефонного номера.
Мы покупали продукты, когда возвращались из ВА вместе, поднимались на лифте до 7-го этажа (выше до 10-го этажа он не шёл). При выходе из лифта, приезжих в нём встречал караул из ОМОНа. Нас он знал в лицо.
Далее пешком мы расходились по своим номерам (я переехал от Виталия поближе ко всем). После вечерних переодеваний, коллеги собирались в 805 на товарищеский ужин, который иногда затягивался допоздна. Забегая вперед, скажу так – отмечание всех праздников проходило именно там же.
Песнопения застольные или соло осуществлялись только внутри 805. Но это, конечно, не в жёстких условиях ЧП, а когда оно получило значительное смягчение.
В одно из ближайших воскресений от моего приезда во Владикавказ состоялся коллективный выезд сотрудников ВА в ущелье Урсдон. Выезд был запланирован давно и хорошо то, что я попал на эту поездку. Мы работали по режиму шестидневки. А воскресенье, как хочешь. При этом надо заметить, что особенного выбора у нас по вопросу «как хочешь» не было.
Ходить по Владикавказу особенного интереса не было. На его осмотр было достаточно несколько часов. А учитывая то, что мы ходили в подведомственные службы сами, то город очень хорошо знали, и нам его особого осмотра не требовалось.
В Урсдоне всё было в новинку. Горы, поросшие фундуком, зеленого цвета горная речка, вкуснейший горный воздух … Свиной шашлык с выпивкой, в кругу соратников по ликвидации последствий конфликта.
На следующей неделе в субботу не пойму почему, но меня откомандировали на выезд за город с одним из местных ПТУ. Это была другая поездка. Со мной был представитель Минобразования (вернее я при нём). Вокруг была компания из осетин.
Всё было с национальным колоритом – шашлыки, и опять выпивка. Ритуал начинался сложно. Первый тост за большого Бога, потом за св. Георгия и далее по списку 33 обязательных … Между ними разговоры. О политике мы старались не рассуждать, как нас не провоцировали на высказывание своих точек зрения, на поведение ингушей. Забегая вперёд, скажу, что такое поведение по провоцированию было и на ингушской стороне.
Запомнилось следующее. Между тостами и закуской началась культурная программа. Мужчина играл на барабане, а женщина – на гармошке. Пелись свои песни и танцевались свои танцы. Тосты, а также такое разделение инструментов по половому признаку, я потом наблюдал всегда, когда принимал участие в таких мероприятиях.
На приеме населения во ВА я познакомился с Валентином – Атаманом Терского войска. Он пригласил меня в свой офис. В один из свободных вечеров я решил его посетить. Тем более что идти из гостиницы было недалеко до центра города. Подходя к нужному мне зданию на проспекте Мира, увидел большую толпу.
Толпа пропустила меня к Атаману. От него я узнал, что это вкладчики требую свои деньги у лопнувшего банка … Созданного казаками. Тут я и опешил. Чтобы сгладить мои впечатления от толпы, атаман поручил отвезти меня в гости к казакам ... При моем согласии, конечно. Я согласился.
Меня привезли в предгорье в небольшой посёлок. Дома были сборные щитовые, что-то особенного разглядеть не удалось в силу того, что наступали сумерки. Мы зашли в один из домов. Нас там уже ждали. В сковороде были жареные куски мяса косули с картошкой, рядом стояла бутылка с самогоном.
Хозяин был старый казак и вдобавок отец казака, привезшего меня сюда. За ужином говорили за жизнь. Они жили в Ингушетии … Теперь тут. И этим всё сказано. На вопрос о дальнейшей своей жизни и что делать? Старый казак полез под кровать и достал полностью снаряженный в боевой готовности «калаш» – «А вот, что делать!». От комментариев я воздержался.
Зато власть в лице руководителя Администрации Президента Филатова знала, что делать. Пришла годовщина конфликта. На эту дату Филатов прилетел из Москвы. Сначала он выступил в Назрани с речью, которую мы слушали во Владикавказе. В ней он чётко дал понять всем – кто виноват в том, что происходит. Это – осетины.
На следующий день он выступил с речью во Владикавказе, в которой дал четко понять, что виноваты во всём – ингуши.
На следующий день Филатов улетел в Москву, оставив обе стороны конфликта с мнением в своей правоте, что еще более усугубило его разрешение.
Своя правота, высказанная Филатовым, вскоре дала «свои плоды». Она проявилась трагическим образом.
В Чермене на ингушской стороне из развалин была расстреляна ехавшая «Нива» с ингушами внутри. В результате этого обстрела погиб один ингуш – хозяин машины, остальные члены семьи были в тяжёлом состоянии.
Погибшего надо было похоронить по мусульманским канонам, но этого не случилось из-за следственных действий. Факт расстрела, гибель ингуша и нарушение религиозных правил вызвало в Назрани перед президентским дворцом стихийный митинг.
Конфликт надо и можно было урегулировать при личной встрече В.Д. Лозового и Президента Республики Ингушетия Р.С. Аушева, в резиденции у последнего. Для этой встречи глава взял переговорщиков. Потом уже, не понимаю почему, пригласили для участи в этой встрече и меня.
Подъехали кортежем с усиленной охраной на площадь перед резиденцией в Назрань. Толпа разъярённых митингующих, увидевшая наш подъезд, заревела, как ужаленная. Послышались крики о немедленной расправе над нами. Охранники главы ВА и Президента Республики завернули кортеж во внутренний двор Президентского дворца. Там мы были уже в безопасности.
Разговор между Аушевым и Лозовым был, мягко говоря, сдержанным. Основная причина стихийного бунта – не похоронили, как положено. А вдобавок ко всему, Аушев поставил еще вопросы о возвращении ингушей к своим разрушенным домам, их восстановление и компенсация за утрату имущества.
Одним словом, всё озвученное Аушевым, похоже, что уже не первый раз, представляло собой весь «букет», который необходим для урегулирования осетино-ингушского конфликта.
Продолжение следует.