Дудинка. Кошкодавы

Любовь Иващенко-Сизых
 

 Нет, речь здесь не о репрессированных, погибающих в рудниках Норильска, где

"посчастливилось" потрудиться и моему папе , Иващенко Дмитрию Тихоновичу ,

работавшему в Харьковском Горсовете освобожденным партийным секретарем и на суде

в 1938 году узнавшем, вдруг, что он враг народа. Папе повезло. Он выжил и даже

стал начальником серьезного производственного участка в Дудинке.

 Вернуться в Харьков ему, как и многим другим, было запрещено.

 Мы с братом, дети уже начальника Угольного участка Дудинского морского порта,

чувствовали себя не то, что не обделенными, а даже, в некотором роде, привилеги

рованными: от Участка перед нашими окнами соорудили качели, песочницу , качель -

лодочку, куда приходили играть дети из других домов.

 Это была преамбула, чтобы объяснить, каким таким образом наше детство от рожде

ния до 7-летнего возраста прошло за Полярным кругом , на каком таком основании

я вспоминанию Дудинку - город, в котором я родилась о-очень давно, как родное и

любимое до сих пор место.  Хотя и говорят, что мать не та, что родила, а которая

вырастила, не забыть мне бирюзовых ледяных глыб Енисея в ледоходе, солнечного

цвета жарков в тундре, танца ромашек на холодящем щеки ветерке.

 Но - о кошкодавах. Было в городе такое поветрие - краем уха мы, дети, слышали -

убивать животных - кошек, собак. Было это давно, годах в 1958-59 прошлого века.

Мне не было еще семи, в школу я не ходила. Шли мы летом с подружками к Енисею.

Дом наш стоял почти над обрывом - к пристани пассажирских пароходов. Перед домом

расстилался небольшой луг. Справа, недалеко от нашего желтенького 2-этажного

дома был яр, яма, понижение к реке, называемое, почему-то Шанхай. Прибрежная

полоса была тесно застроена частными домиками, вернее, их можно было назвать

халупами.

 Луг  перед  домом заканчивался крутыми лестницами -одной, второй -ведущими к

пристани.

 Слева от дома был высокий забор  - почти до реки. За этой оградой скрывалась

высоковольтная подстанция и вход на территорию был запрещен, что не мешало нам

играть на безбрежном пустом пространстве в свое удовольствие.

 Идем мы с девчонками, значит, мимо этого забора, собираясь спуститься к реке -

галечки красивой пособирать  или ноги помочить - как видим, вдруг, толпу

мальчишек у забора подстанции. Те  смеются,  смотрят  на  что-то  с  интересом.

Нам тоже стало интересно. Подходим ближе, боже: на заборе, в петле, висит кошка,

извивается, мяучит, а пацаны веселятся. И мой младший братец с кошкодавами

стоит, смеется. Ему лет 5, остальные старше, разновозрастные.

 Уж не помню как, честно, старших никого не было, но мы сумели разогнать толпу

живодеров (не исключаю, что я и папой пригрозила), отвязали веревку, сняли петлю

и долго  еще  выхаживали бедную кошечку, поместив ее в заброшенном  сарае. Для 

подстилки принесли кто что смог из дома. Кошечка выжила, но я так и не смогла

забыть животного улюлюканья и образин, наслаждающихся видом смертельных мук

живого существа.