14. [михайловское. околица]
I
где дорожки в безлюдье сходятся
в цифру "семь",
и бросает к зиме
оземь
листья зяблые осень.
и на озере стылом пока еще зрима зернь
от ветра, и березы укосина
образует с чертой горизонта острый угол,
и упругая
лапа ветра проворит верхушки сосен
леса вдали,
слышно то, что не слышат –
не могут –
вверху журавли –
эхо, просекой
приносящее с тыла
вековечный,
плач кукушки, возвещающей вечер –
вечер года.
II
колода,
брошенной пушкой у подмерзающих ног
эху гулкому вторит покорно, но глухо.
склоненное набок ухо
(или на бок?)
ждет другого "ку-ку",
звука,
как манны.
но как меняла скупой, прибавляющий
к мену мелочь,
достав из кармана
слепую монету, смотрит коммерчески,
дать ли эту,
или другую,
и другую дает, только поняв, что другую
не дать нельзя –
кукшка снова кричит "ку-ку" –
словно ферзя
голых полей
рокирует
с черным лесным королем.
III
огнем закатным вспыхивает край облаков,
как будто где-то сжигают праведных –
самых честных и самых правильных! –
под видом гнусных еретиков.
от края "ку-ку" одного,
до края другого проходит эпоха;
падение рима можно вместить в нее!
и страшно вдруг за случайным несдержанным вдохом
не различить дальний крик
птицы лесной.
IV
семь "ку-ку" прозвучало, восьмого не жди,
и не будет.
семь чего до чего? лет до смерти?
часов до дождя?
дней пути облакам до печали
чужого причала?
суден
день ли грядет? иль нужда,
как шакал что пойдет по пятам за тобой?
нет, тут дело в простой перемене созвездий,
для чего нужен занавес из облаков –
чтобы взор не пугать пустоглазой
зияющей бездной,
что была до творения мира основой основ.
V
и когда с высоты
белым пеплом сгоревшей надежды,
легким прахом дурных,
но не сбывшихся снов,
соскользнет, покрывая грехи наши тяжкие, снежный
утишающий звуки и души небесный покров,
и когда две снежинки, белей, чем кора
у березы,
заблестят на ладони, как льдинки на мокрых щеках,
знай, что это, растаяв, блестят те кукушкины слезы,
что весною цветами взойдут на оживших лугах.
без тебя ли, с тобою – как новое время взойдут.
2021
* * *
2.
отрешенный от роду и от племени,
вовлеченный в бег
наперегонки со временем,
катясь колесом от венеции к падуе,
словно стрелки часов, – взлетая и падая,
нанизывая на путь
и города, и веси,
хочешь так вдохнуть
равновесия.
но равновесия в природе мало.
и, как упавший прямо в яму мамонт,
силишься трубить, но – нечем.
и безразличие ложится на плечи.
и лишь попав в каплю чьего-то внимания,
согретый лучами необъясненного обожания,
ты застываешь, удовлетворенный вполне,
как муравей в янтаре
(который ценили еще древние греки!) –
навеки:
приветом из прошлого,
диковинной брошью.
2021
* * *
1.
если бродить по городу ночью,
и в небо глядеть, –
то, между прочим,
можно заметить одно явление,
которому нет до сих пор объяснения:
парят над городом души спящих,
на нитях серебряных,
тонких,
блестящих.
вырвавшиеся из спален тесных и душных,
легкие, как шарики воздушные,
души
плывут на параде божественном –
легко и торжественно.
до первой зари, до последней звезды
спит город. и ты – спи.