Синдром единственного ребёнка. 13. Устами младенца

Айк Лалунц
(Недетсая повесть о детстве)


13. Устами младенца


Помимо того, что сорванец – это точно обо мне,  я  была ещё и книжным ребёнком,  и киношным. А ещё чрезмерно много рисовала и что-нибудь мастерила. И когда дело касалось книг, фильмов, рисования и поделок, я становилась очень серьёзной, а сорванец из меня махом улетучивался. Я могла часами не вылазить из дома и рисовать-рисовать-рисовать, или читать-читать-читать, или мастерить-мастерить-мастерить.  Рисовала я тогда, надо признать, очень хорошо, недаром меня уже во втором классе, такую малявку, включили в состав редколлегии школы. И когда я погружалась в эти занятия, бабуля даже пыталась силой выгнать меня на улицу, хоть немного подышать свежим воздухом. 

А с пятого класса я ещё и постоянно выпускала по просьбам учителей стенные газеты, даже тем, которые меня не учили. Особенно эти просьбы учащались, когда объявлялся очередной школьный конкурс стенных газет.  И я выпускала.  А потом проходил конкурс... моих газет. Тётя Гера всегда над этим потешалась: «В конкурсе участвуют газеты Лены, Лены и Лены, и ещё раз Лены!».  Порой она говорила учителям: «Ну хватит, вы уже совсем заторкали ребёнка с этими газетами! У неё даже по улице пройтись времени нет».

В такие времена, Танька, заглянув к нам, чтоб позвать меня на улицу, но увидев моё погружение в очередное любимое дело, понимающе кивала, заявляла, что тоже пошла читать книжку и стремительно уносилась.

Я то знала, что совсем не  книжку читать, а к  друзьям-одноклассникам, потому что потом она всегда рассказывала, как они гоняли мяч, или сигали с крыш в  сугробы,  или бегали по стройке с обязательным взрываем карбида.  И я была благодарна ей, что она никогда не обижалась на меня за мои длительные заныры в увлечения.  Да, к шестому классу я всё больше и больше времени стала проводить за своими любимыми занятиями. Хотя на беготню времени тоже хватало.

Теперь, заглядывая в прошлое я понимаю, что была в те годы не только крапивинским ребёнком, но и книжным ребёнком Высоцкого. В десять-двенадцать лет моей  всепоглощающей любовью оставались книги о море и кораблях, о путешествиях и приключениях.  А  «Капитан Суматоха», «Путешествия Солнышкина» и рассказы Джека Лондона стали моими настольными книгами.

Именно в этом возрасте я начала зачитываться книгами о восстаниях и революциях. А книга Зинаиды Шишовой «Джек-Соломинка» стала любимейшей. Я перечитала её,  наверное,  раз на сто!  В число любимых вошли и «Блеет парус одинокий» Валентина Катаева, и «Три толстяка»,  и «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля и ещё много разных интереснейших книг.  Я читала и переносилась в те великие времена.  В журналах и газетах я выискивала статьи о Фиделе Кастро и Эрнесте Че Гевара и с жадностью проглатывала их. Я посмотрела все три фильма о Камо. Прочитала о Баши-Ачуке – грузинском  предводителе восставших и борце за свободу грузии от Османского нашествия.   А перед личностью  Шандора Петефи и его стихами вообще благоговела.  В общем, я была закоренелым революционным романтиком.

В начале моего обучения в пятом классе на одном из классных часов Гера Гавриловна рассказала нам о своём любимом герое – Джузеппе Гарибальди. Мы были потрясены его подвигами, бескорыстием, великодушием и благородством. Вот это Человек! Вот это герой!  Ничего для себя – вся жизнь для людей!  Разумеется,  он сразу же стал моим кумиром!  Я о нём и книгу прочла.

А через несколько недель произошла история с Ясиром Арафатом. Мы, пятиклашки, первый раз присутствовали на таком серьёзном мероприятии как общешкольная политинформация,  и поэтому для нас с одной стороны всё было в диковинку, а с другой, переполняла гордость за то, что с нами говорят как со взрослыми.

Политинформаторы  рассказывали об истинном герое и борце Ясире Арафате. Нам  сказали, что он носит на голове клетчатый платок-накидку и борется за свободу арабов.

Меня, одиннадцатилетнего революционного романтика и беспартийного большевика,   прям таки поразил образ этого человека.  Вот это да! Настоящий Джузеппе Гарибальди современности!

Я до такой степени прониклась подвигами Арафата, что даже вызвалась подготовить сообщение о нём.  И даже хотела упросить маму сшить мне точь в точь такую же клетчатую накидку на голову, хотя с детства терпеть не могла всяческих платков. Но это был совсем и не платок, а бурнус, как пояснили нам политинформаторы.  Но они ввели нас в заблуждение, видать,  были те ещё знатоки! И в тонкостях арабской одежды не очень-то разбирались.

Позже из «Словаря иностранных слов» я узнала, что намотанная на голову Арафата тряпица никакой и не бурнус, а куфия, в русском просторечье – «арафатка». А  бурнус – это длинный арабский и берберский плащ с капюшоном. Но в тот момент я была уверена, что на голове Арафата  бурнус, как нас уверили старшеклассники-политинформаторы.  И  мне нужна была именно такая головная накидка, потому что слово  «бурнус» мне несказанно понравилось.

Единственное разочарование – портрет  Арафата нам так и не показали, видимо, не было в наличии

Я пришла домой и уткнулась в телевизор в ожидании программы Новостей. Родители поинтересовались,  почему я так прочно прилипла к экрану, на что получили обстоятельный ответ, что я непременно хочу увидеть Ясира Арафата – героя всех времён и народов, настоящего революционера, борца за свободу палестинского народа, ярого противника всяческой несправедливости и угнетения.  А надо сказать, что в тот период я прочно стояла на позициях марксизма-ленинизма и мама с тётушкой называли меня не иначе как беспартийным большевиком.

- Хорошо, - ответили родители, - как только его начнут показывать – мы тебя позовём.

Но его, как назло, всё не показывали и не показывали. Три дня я была в предвкушении лицезреть своего вновь возникшего кумира.  Все эти дни я представляла его удивительно похожим на моего папу,  красивым, высоким. широкоплечим с открытым добрым благородным лицом, честным, прямым,  смелым.  пламенным взглядом больших чёрных глаз. Настоящий герой, который и в огонь,  и в воду, и под пули во имя других.

И, наконец,  свершилось! В одной из новостных передач я имела счастье его наконец-то его увидеть.

Я была поражена и сначала  не поверила, что это Ясир Арафат,  и переспросила родителей,  он ли это. И они подтвердили, что это именно он.

На экране был какой-то неприятный дядька с хитрыми глазами и не менее хитрым лицом, с жидкими противными усами в сочетании со слюнявым на вид ртом и непонятной клочкастой бородёшкой, залезающей своими клочками на шею.  Окончательно меня добило то, что он оказался до жути похожим на злющего мерзкого магрибского колдуна из фильма «Волшебная лампа Алладина».  И это борец за свободу и революционные идеи?!  Сказать, что я была разочарована – ничего не сказать.  Я поняла, что это не мой герой  и потеряла  интерес к его «революционной» деятельности.  И главное, мне подумалось, как здорово, что он не похож на папу!

В воскресенье к нам в гости пришла моя любимая тётушка Гера.  И во время обеда, я громко и решительно заявила, что не буду готовить сообщение об Ясире Арафате, потому что он походит на злого колдуна из «Волшебной лампы». И вообще, он мне не понравился, потому что у него хитрые глаза и лицо.  Мама с тётушкой переглянулись, папа улыбнулся непонятно чему. А тётушка со вздохом сказала: «Устами младенца…». И разрешила не подготавливать сообщение.

А потом тётушка и мама попросили меня, не говорить в классе о моих умозаключениях по поводу данного человека, и не только в классе, а вообще никому и никогда,  и, главное, не высказываться на политинформации.  Я, конечно, пообещала   не проронить ни звука на эту тему.  И хотя мне было неимоверно трудно смолчать – слово я сдержала.

Но первое моё впечатление о нём, как о злом магрибском колдуне из сказки прочно засело в душе, и до сих пор сидит.