Творчество и личная жизнь Владимира Семеновича Высоцкого изучены по минутам, а написано о нем настолько много, что кажется уже невозможно предметно дополнить эту информацию. При этом мне, уважаемый Читатель, не известно ни одной монографии, посвященной глубокому анализу истоков поэтики Высоцкого.
На мой взгляд Высоцкого можно с успехом отнести к конструктивистам в третьем поколении, ибо при внимательном рассмотрении вырисовывается простая, но прочная и ясная преемственность поэтического стиля авторов: Сельвинский — Анчаров — Высоцкий.
Как поэт Высоцкий реализовал себя, прежде всего, в жанре авторской песни. Первые из написанных им произведений относятся к началу 1960-х годов. Поэтика Высоцкого удивительно точно соответствовала жанровой и тематической направленности стихов и песен: уличные, лагерные, военные, сатирические, бытовые, сказочные, «спортивные», философские. Творческая эволюция личности Высоцкого и его поэтического амплуа прошла несколько естественных этапов: в раннем творчестве преобладали уличные и дворовые песни, со второй половины 1960-х годов начали формироваться песенные циклы — и складываться в новую «энциклопедию советской жизни». К концу 1970-ых значительную часть творчества Высоцкого составляли песни и стихотворения философского характера.
Поэт вспоминал, что идея первого из написанных им произведений — «Татуировка» — возникла в июле 1961 года в ленинградском автобусе, когда среди пассажиров автор увидел человека, на грудь которого был нанесён рисунок — женский портрет с надписью: «Люба! Я тебя не забуду!».
Замысел песни реализовался в течение двух дней, только вместо Любы в тексте появилась Валя:
Не делили мы тебя и не ласкали,
А что любили — так это позади,
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Лёша выколол твой образ на груди.
«Татуировка» считается первой песней Высоцкого, однако исследователи считают, что ещё в 1960 году Высоцкий написал произведение, намеренное исключённое впоследствии из основного периода творчества, — песню «Сорок девять дней». В основе сюжета — реальная история дрейфа самоходной баржи Т-36, унесённой во время шторма в открытое море и продолжавшегося сорок девять дней. Трагическое событие имело место в январе — марте 1960 года, в ходе которого четверо военнослужащих вооружённых сил СССР провели в Тихом океане 49 дней, имея на борту лишь незначительный запаса продуктов и питьевой воды. За период дрейфа баржа была отнесена от российского берега на расстояние свыше 1700 км. Лишь 7 марта дрейфующие были обнаружены и спасены экипажем американского авианосца «Кирсардж».
Суров же ты, климат охотский, -
Уже третий день ураган.
Встает у руля сам Крючковский,
На отдых — Федотов Иван.
Суровей, ужасней лишенья,
Ни лодки не видно, ни зги, -
И принято было решенье -
И начали есть сапоги.
Последнюю съели картошку,
Взглянули друг другу в глаза…
Когда ел Поплавский гармошку,
Крутая скатилась слеза.
Доедена банка консервов
И суп из картошки одной, —
Все меньше здоровья и нервов,
Все больше желанье домой.
Сердца продолжали работу,
Но реже становится стук,
Спокойный, но слабый Федотов
Глотал предпоследний каблук.
И вдруг: не мираж ли, не миф ли —
Какое-то судно идет!
К биноклю все сразу приникли,
А с судна летел вертолет.
…Окончены все переплеты —
Вновь служат, — что, взял, океан?!
Крючковский, Поплавский, Федотов,
А с ними Зиганшин Асхан!
Возвращаясь к влиянию советского конструктивизма 20-ых, 30-ых годов на поэзию Высоцкого заметим, что основателя жанра и предтечу авторской песни — в привычном нам его сегодняшнем понимании Михаила Анчарова — Владимир Высоцкий называл своим учителем. При этом влияние стиля Анчарова на творчество Высоцкого заметно и очевидно, хотя сам Михаил Леонидович рассматривал Высоцкого как самодостаточного и оригинального автора.
Вспомним основные принципы конструктивного распределения поэтического материала из декларации конструктивистов 1923 года: максимальная нагрузка потребности, на единицу слова, т.е. — коротко, сжато, в малом — многое, в точке — все. Словесная конструкция — монолит; выпад одной «песчинки» — рушит целое.
Современные поэтические школы, порознь, декларировали: звук, ритм, образ, заумь и т.д. Конструктивисты говорили: И звук, И ритм, И образ, И заумь, И всякий новый возможный прием, в котором встретится действительная необходимость при усилении словесной конструкции. Всё это есть в поэзии Высоцкого, даже с избытком.
Два автора — Анчаров и Высоцкий — сблизились в начале 1960-х годов, когда анчаровская песня «Цыган-Маша» стала для Высоцкого откровением — он вспоминал, что впервые узнал о штрафных воинских подразделениях в годы войны:
На Малой Соколиной
Ограблен был ларек.
Их брали там с марухой,
Но, на его беду,
Не брали на поруки
В сорок втором году.
Он бил из автомата
На волжской высоте,
Он крыл фашистов матом
И шпарил из ТТ.
Там были Чирей, Рыло,
Два Гуся и Хохол —
Их всех одним накрыло
И навалило холм.
Ты жизнь свою убого
Сложил из пустяков.
Не чересчур ли много
Вас было, штрафников?!
Босявка косопузый,
Военною порой
Ты помер, как Карузо,
Ты помер, как герой!
Штрафные батальоны
За все платили штраф.
Штрафные батальоны —
Кто вам заплатит штраф?!
В результате в 1964-ом под влиянием Анчарова родилась песня Высоцкого «Штрафные батальоны»:
У штрафников один закон, один конец —
Коли-руби фашистского бродягу,
И если не поймаешь в грудь свинец —
Медаль на грудь поймаешь за отвагу.
Ты бей штыком, а лучше бей рукой —
Оно надёжней, да оно и тише,
И ежели останешься живой —
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
Считает враг: морально мы слабы —
За ним и лес, и города сожжёны.
Вы лучше лес рубите на гробы —
В прорыв идут штрафные батальоны!
Вот шесть ноль-ноль — и вот сейчас обстрел…
Ну, бог войны, давай без передышки!
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому — до ордена, а большинству — до «вышки»…
Во многом благодаря, и, в известной степени следуя, разноплановым песням Анчарова (от ироничных до военно-патриотических) Высоцкий сумел расширить тематику своих произведений, начать движение от «блатного цикла» к «энциклопедии русской жизни».
Своеобразная поэтическая перекличка обнаруживается в сочинённой Анчаровым «Балладе о парашютах» (1964) и «Песне о лётчиках» Высоцкого (1968).
В первом из упомянутых произведений герой — «грешный» десантник Гошка — попадает после гибели в рай и становится там хранителем мира:
Мы крылья и стрелы попросим у Бога,
Ведь нужен им ангел;ас, —
А если у них истребителей много,
Пусть пишут в хранители нас.
Подобная же участь уготована и персонажам Высоцкого: «Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом в какой-нибудь ангельский полк». Сравним два этих стиха с точки зрения использованных авторами поэтических арсеналов:
Михаил Анчаров «Баллада о парашютах»:
Парашюты рванулись,
Приняли вес.
Земля колыхнулась едва.
А внизу — дивизии
«Эдельвейс»
И «Мертвая Голова».
Автоматы выли,
Как суки в мороз,
Пистолеты били в упор.
И мертвое солнце
На стропах берез
Мешало вести разговор.
И сказал господь:
— Эй, ключари,
Отворите ворота в сад.
Даю команду
От зари до зари
В рай пропускать десант.
И сказал господь:
— Это ж Гошка летит,
Благушинский атаман,
Череп пробит,
Парашют пробит,
В крови его автомат.
Он врагам отомстил
И лег у реки,
Уронив на камни висок.
И звезды гасли,
Как угольки,
И падали на песок.
Он грешниц любил,
А они его,
И грешником был он сам,
Но где ты святого
Найдешь одного,
Чтобы пошел в десант?
Так отдай же, Георгий,
Знамя свое,
Серебряные стремена.
Пока этот парень
Держит копье,
На свете стоит тишина.
И скачет лошадка,
И стремя звенит,
И счет потерялся дням.
И мирное солнце
Топочет в зенит
Подковкою по камням.
Владимир Высоцкий «Песня летчика»:
Их восемь — нас двое.
Расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Серёжа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.
Я этот небесный квадрат не покину,
Мне цифры сейчас не важны:
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит, и шансы равны.
Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты.
Им даже не надо крестов на могилы —
Сойдут и на крыльях кресты!
Я «Первый»! Я «Первый»! Они под тобою!
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя, уйди в облака — я прикрою!
В бою не бывает чудес.
Сергей, ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надёжность строп!
Нет, поздно — и мне вышел «мессер» навстречу.
Прощай, я приму его в лоб!..
При жизни Высоцкого его песни не получили в СССР официального признания. В 1968 году в печати была развёрнута кампания по дискредитации его музыкально-поэтического творчества. Вплоть до 1981 года ни одно советское издательство не выпускало книг с его стихами. Цензурные ограничения частично были сняты только после смерти Высоцкого, когда увидел свет сборник его поэтических произведений «Нерв» (составитель — Роберт Рождественский). Тем не менее цензорский контроль за публикациями стихов и песен Высоцкого, а также посвящённых ему газетных и журнальных статей продолжал действовать вплоть до начала перестройки. Легализация его творчества началась в Советском Союзе в 1986 году, когда при Союзе писателей СССР была создана комиссия по литературному наследию Высоцкого. Со второй половины 1980-х годов начался выпуск книг и собраний сочинений поэта и литературы, посвящённой его творчеству.
Анчаров писал:
— Поэты — это беспризорники, потерявшие будущих родителей. Значит и относиться к ним нужно как к беспризорникам. Надо сажать их за стол. Надо кормить их и гладить по несчастным головам, и тогда они расскажут в ответ на ласку о том счастливом крае, где они стали поэтами и где люди не разговаривают даже, а поют. И научат гостеприимных языку песен.