Вечером ветер с дождем прекратились, наступила тишина. «Ну слава Богу,» — подумал Чекмарь. Ветер, дожди и сырость ни зверю, ни человеку уюта и покоя не дают, а вот когда ляжет снег и ветра прекратятся, зверь в лесу себя чувствует уютнее, спокойно. Правда есть зимой зверю почти нечего и приходится лосю и косули есть молодые побеги кустарника и молодые побеги на деревьях. Лось, когда снега ещё мало и он мягкий, копытом разбрасывает снег и ест траву и мох. Косуля снег раскидать не может и старается найти стожок сена и ночами подкармливается там. Волкам гораздо лучше: сено, мох и побеги молодых кустарников они не едят, но ослабевших от мороза и плохого питания косуль и молодых лосят стаей загоняют и рвут, питаясь кровью и мясом.
Кабанам тоже под снегом трудно найти жёлудь и другие съедобные корни и травы. Уже стемнело и за окном ничего не было видно. Осенью темнеет рано, а до рассвета очень далеко. За окном кто-то прошёл и стал подниматься на крыльцо. «Кого Бог прислал на ночь?»- подумал Чекмарь. В дверь снаружи постучали. «Заходи, мил человек»- громко крикнул Чекмарь. У меня для доброго человека завсегда двери открыты. Дверь распахнулась и на пороге появился Егор Пигун.
— Вечер добрый, Мишань, — сказал он.
— Добрый, добрый, — здороваясь с одноруким Пигуном, отвечал Чекмарь.
— Ты чего по темноте, да по грязи шастаешь, по делу али как? – спросил его Чекмарь.
— Да я вот посоветоваться с тобой пришёл, а проходя Петрухиной избы постучал ему, что мол к тебе иду и он пущай подтягивается.
— С гармошкой что ли опять, али как.
— Не знаю, - отвечал Пигун. Я токма сказал, что я к тебе, а он пущай как хочет.
— Да знаю я вас, чичас опять давай, Мишань, по пять капель, а потом до песняков дело дойдет.
— Нет, Мишань, я к тебе как к старому закадычному другу за советом пришёл, а ты сразу по пять капель. Погоди, вот Петруха придет, там и видно будет.
— Значит по пять капель, - похлопал Чекмарь по плечу Пигуна, где у него вместо руки висел протез.
На крыльце послышались шаги и раздался стук в дверь.
— Заходи, вот ужо семьдесят с лишним лет стучишь, а ведь знаешь, что у меня завсегда двери открыты.
— Да это я, Мишань, так, для порядку, везде так заведено, сначала стучать, потом входить.
— Везде заведено при входе в избу перекреститься в красный угол на иконы, а ты своей деревянной ногой только об пол стучишь.
Друзья обнялись и присели на лавку за стол.
— Ну и чего опять собралась инвалидная команда, всё еще дома не сидится.
— Да я, Мишань, посоветоваться к тебе пришел по серьёзному делу, ведь ты у нас лекарь и пекарь, плотник и вообще не токмо мастер на все руки, но и хороший советчик.
— Ну ладно, Егорша, не тяни кота за хвост, давай выкладывай как есть, что тебе надобно?
— Да вот, Мишань, опять меня старая хворь между ног стала донимать, мочи нет.
— Егорша, али молодость вспомнил, по деревенским вдовам что ли чёс хочешь сделать, смеясь, говорил ему Чекмарь.
— Мишань, да ни какой я уже чёс несколько лет по вдовам не делал.
— Ну так в чём же дело, Егорша? Говори, тута все свои. Если Петруху стесняешься, говори как оно есть.
— Дак вот я и говорю, что есть то и есть, и между ног не спереди меня тревожит, а наоборот, сзади.
— Что, хвост стал расти? — смеясь говорил ему Чекмарь.
— Ну вот ты, Мишань, всё хиханьки да хаханьки, а дело серьезное, заново меня ентот геморрой достал, мочи нет, как болит.
— Егорша, ты это, того, не ко мне, ты в Мичуринск к доктору, не знаю, к которому, там скажут, который этим самым геморроем занимается. Пущай он лечит, клизмы там разные али чего еще делает.
— Нет, Мишань, доктора они залечат, а ещё и в лазарет положат. Не хочу я мыкаться там, а хочу я народными средствами его, гада, извести. У тебя старого запаса калгана нет? Вот им говорят хорошо лечить, дюже помогает, за несколько приемов напрочь этого гада изводит калган этот.
— Да, это ты, Егорша, верно говоришь, это вроде китайского корня…как там его? Жень-Шень! – сказал Чекмарь, — и прорастает он только в Китае, они его зовут золотой корень, он у них там от всех болезней, говорят, здорово помогает. Они его отваром пьют, а кто побогаче – те едят, живут по сто лет и еще баб топчут. А у нас есть корень калгана, говорят, ничуть не хуже китайского. Врачи еще не решили и ученые тоже, чей корень лучше.
— Конечно, наш! — сказал Петруха, — У меня пару лет назад очень болел желудок, мне Нюрка Чибизиха и Манька Жучиха дали тот взвар калгана, и я приемов поставил желудок на место. А вот бабы Манька и Нюрка неделю не ели, не пили, только калгановый взвар, говорят, желудок вылечили, только после этого неделю поносу у них был.
— Так ты что, хошь, Егорша взвар калгановый пить?
— Нет, Мишаня, пить — это когда болит желудок, а мне нужно корень калгана распарить в русской печи и вставлять туда прямо, в геморрой. А ещё говорят корень репейника помогает, но репейник – это ерунда, супротив калгана. По этому поводу у меня, Мишаня, к тебе огромная просьба, ты знаешь весь лес, как свои пять пальцев, и где он произрастает ентот калган тоже знаешь. А я леса боюсь, да и с одной рукой несподручно копать его, поэтому-то, Мишань, к тебе огромная просьба: сходи, накопай ты мне, Бога ради, этого калгана.
— Ты, Егорша, не переживай, принесу я тебе сколь хошь калгана. А копают его, Егорша, после первых заморозков, когда он набирает свою лечебную силу.
— Ну вот и хорошо, — сказал Петруха. — Ты, Егорша, потерпи чуток, Мишаня всегда выручал нас, и на этот раз выручит. Может это, Мишань, ради такого дела по пять капель твоей лекарственной? Не ради пьянки, а здоровья для.
— Ну что с вами делать, токмо по пять капель, а то знаю я вас, потому на одну ногу, на другую. Хорошо, что у тебя, Петруха, одна, вот за неё и выпьем.
Чекмарь пошёл в закуток за русской печкой, который в деревне называется чулан, где деревенские держат разную хозяйственную утварь, а когда корова телится в холодное время года, то в этом закутке держат телёнка до теплых весенних дней. Чекмарь принёс из закутка и поставил на стол три больших гранёных стакана и бутылку своего Чекмарёвского самогона двойного перегона семидесяти пяти градусов.
Егорша всегда и везде был главным по наполнению алкоголем стаканов, несмотря на то, что у него была одна рука (вторую оставил на фронте), он славился тем, что сколько бы не было человек, он разливал в стаканы всем поровну. Егор Пигун единственной рукой взял бутылку, зубами вытащил из неё пробку и, зная о том, что Чекмарь может больше не дать самогона, разлил находящееся в бутылке содержимое поровну.
Чекмарь поставил на стол простую деревенскую закуску, друзья подняли стаканы, Мишаня сказал: «За что выпьем?»
Чекмарь встал, посмотрел на товарищей, посмотрел куда-то за русскую печь, повернулся к окну, чтобы посмотреть в него, но за окном стояла чёрная деревенская тёмная ночь.
— Да что тут говорить? Вот мы ужо семьдесят с лишним лет знаем друг друга, тута родились, тута выросли, прошли голод, холод и хорошего много повидали, тута наши родители похоронены, жёны и много всякой родни, друзей и близких нам людей, давайте за тех, кто ушёл от нас. Помянем их добрым словом, хорошим словом, чтоб и нас, когда мы уйдём, люди поминали и помнили о нас как о хороших людях. Друзья, не чокаясь, выпили, закусили и стали собираться по домам.
Чекмарь вышел на крыльцо проводить друзей-товарищей. На улице было темно, как говорят, хоть глаз коли, но друзья здесь родились, выросли и прожили долгую жизнь. Егор Пигун подошёл к Чекмарю, обнял его и спросил: «Мишань, ну как? С этим самым калганом выручишь?»
— Да не горюй ты, Егорша, вот по утру сразу и пойду к поганым болотам, там его много произрастает, а ты это, готовь то место, куда калган закладывать, завтра всё будет исполнено в лучшем виде.
— Спасибо, Мишань, — сказал Егорша и одной рукой обнял друга и прижался грудью к его груди. Друзья попрощались и пошли, ковыляя, один с одной рукой, правой, другой с одной ногой, левой.
Утро выдалось хорошим, за ночь все тучи ветер разогнал, небо было ясным. Встало солнце и осветило Яндову, луга за рекой, которые серебрились покрытые белым инеем. «Значит, ночью был первый небольшой заморозок. Это хорошо, - решил Чекмарь, - Идти будет хорошо, грязи и слякоти нет, земля покроется тонкой подмёрзшей корочкой и копать корень калгана будет легко». Чекмарь по старой давно укоренившейся привычке быстро поделал все свои дела по хозяйству, оставил коту на весь день еду и питьё, оделся в удобную для похода одежду, яловые, хорошо сидевшие на ноге сапоги, брюки галифе, гимнастёрку и накинул, на случай дождя или снега, солдатскую плащ-палатку, прихватил вещевой мешок-рюкзак, взял специальную узкую острую лопату, поставил посох у входной двери, что означало, хозяина дома нет, и пошёл к реке, где стояла лодка, чтобы переправиться на другой берег речки и идти в лес к поганым болтам, где росла много калгана.
Идти было легко и хорошо, за ночь земля от дождя и грязи подсохла, на лугу даже покрылась чуть-чуть мороженной корочкой, и только след по заиндевевшей траве тянулся по покрытому серебристым сверкающем на солнце заливном лугу.
Лес был чист, от неостывших от тепла деревьев, не дал земле, которая к тому же еще была устелена опавшими с деревьев листьями, замерзнуть и покрыться тонкой корочкой льда от первых заморозков. Чекмарь видел несколько запоздавших осенних грибов, но брать их не стал, пущай белочки заберут их в дупло, а холодной зимой съедят и покормят своих бельчат.
Так незаметно, любуясь осенним лесом, он подошёл к поганым болотам, где он видел много кустов калгана. Специальной узенькой острой лопатой Чекмарь быстро наполнил свой вещь-мешок корнем калгана. Плоды корня калгана были крупные, сочные, только что дошедшие до стадии полного созревания, самое подходящее время собирать этот лечебный злак, не зря в народе его зовут волшебный корень.
Вещевой мешок-рюкзак был наполовину наполнен корнем калгана. «Ну, довольно, - решил Чекмарь, - Хватит всем, и Егорше и Маньке с Нюркой и всем остальным, кому будет надодь.»
Чекмарь сел на большой пень отдохнуть перед дорогой домой и достал из широких карманов галифе кисет, спички и газету, скрутил большую козью ножку, с удовольствием пуская большие клубы дыма и слушая осеннюю тишину леса.
Март, 2024