Чекмарь проснулся рано. Осенний ветер с дождём то громыхал по металлической крыше избы, то ударившись в стену избы звенел стёклами окон.
-Всё, - подумал Чекмарь, - осень закончилась. Не нынче, так завтра пойдёт снег, выпадет, потом растает и так будет несколько раз, грязь, слякоть, самое нехорошее время года.
Чекмарь не любил это промозглое, серое, сырое время года. Уж лучше мороз. Но мороз без снега тоже не есть хорошо, если сильный и долго без снега, то очень плохо. Это ещё хуже. Озимые вымерзнут и весной всё по-новому надо пересевать. По многолетним наблюдениям Чекмарь знал, что снег на мёрзлую землю не ложится, только на сырую. Это когда идёт дождь, потом переходит в снег и только тогда покрывает землю снегом. Бывает, да и очень часто, это по несколько раз: снег выпадает, тает, потом снова выпадает и тает. Вот тогда зима бывает настоящая с морозами, февраль с метелями, переметающими все пути дороги и иногда заметающими всю деревню домами до самых крыш. И деревенские откапывают дома, делая траншеи и туннели для прохода, а у кого двери открываются на улицу, наружу, то они не могут открыть дверь, и соседи приходят на помощь и откапывают снег, чтоб они могли выйти из избы.
Чекмарь вспомнил, что однажды в январе шёл почти сутки дождь, сверкала молния и гремел гром. Старики говорили, что это не к добру, будет не урожай или война. В этом годе урожай может и не очень ахти какой, но был, а вот война шла где-то там далеко, страна не воевала, но той стране где шла война, помогала.
- Ну как им не помочь, - рассуждал Чекмарь, - раз они воюют, значится они воюют, значится они и ничего не сеяли, и не сажали, то и убирать им было нечего, а есть и в войну и мирное время завсегда хочется, а мы, православные Христиане, и завсегда делимся последним куском хлеба.
Радиоприёмник висевший на стене избы включился и заиграл гимн. Он никогда не выключался и с шести утра до двенадцати ночи пел, говорил, вещал и всё что происходило в стране и во всём мире. Чекмарь был всегда в курсе событий в стране и за рубежом. Жена Елизавета, которую Чекмарь несколько лет тому назад похоронил, просила его иногда разъяснять ей непонятные слова, такие как агрессия, милитаризация, интервенция и много других буржуазных слов непонятных простому человеку. Чекмарь всегда долго и доходчиво объяснял ей эти слова, что они означают и почему и к чему их употребляет загнивающий запад, где всё построено и сделано не так, как у нас, строящих коммунизм, а всё на вранье, вражде и Богу они не молятся, а поклоняются поганому доллару. Но ещё товарищ Сталин, а теперича и Хрущёв сказали, что они сделают всё, чтобы этот самый доллар стал стоить копейки, а наш рубль будет самым основным и главным денежным оборотом во всём мире.
Все утренние дела и процедуры Чекмарь сделал быстро, они были каждый день одни и те же вот уже много лет после ухода его любимой жены Лизаветы. Встал, оделся, заправил постель, умылся, перекрестился на иконы, покормил кота и стал растапливать печь голландку, чтоб протопить её, довести в избе тепло до нужной температуры, чтоб тепла хватило до вечера и что-нито приготовить из пищи на завтрак и весь день. Закончив все свои утренние дела Чекмарь сел у окна и стал осматривать окрестности, которые хорошо и на много километров были видны из окна его избы стоящей на высоком берегу реки Воронеж. Ни в Яндове, которая из окна просматривалась вся, как на ладони, ни на реке, которую тоже было видно очень далеко, ни на большом заливном лугу за рекой, не было видно ни одной живой души. Лес стоял тёмный, значит ещё несколько дней будет такое ненастье. По радио шёл концерт и Чекмарь слушал песни в исполнении молодых артистов. Песни звучали новые молодёжные, которые он не слышал и не знал. Ни Руслановой, ни Утёсова, ни Лемешева, ни других исполнителей русских любимых народных песен не было.
- Может завести патефон и послушать песни любимых артистов, - подумал Чекмарь, - да нынче теперича будни и вроде песни слушать не к чему, вот будет праздник, придут в гости дружбаны Егорша Пигун, да Петруха, махнём самогоночки, да и тогда послушаем все вместе. Да и Петруха на своей гармони что-нито сыграет и споём как бывалоча в молодости, да вспомним годы молодые.
Так незаметно день перевалил за полдень. Еда на печи была ещё горячая, Чекмарь пообедал, покормил кота.
- Может сходить к Петровичу в гости, посудачить, рассказать ему деревенские новости. Вон наш участковый получил новое звание, теперича он стал старший лейтенант, Василий Федорович. Ужо несколько дней обмывает новые погоны, а мы ещё не заходили поздравить, пожелать ему здоровья, да чтоб до полковника дослужил. Он мужик хороший и на многие наши дела глаза закрывает, а другой уж кто будет неизвестно, а этот свой и всю войну прошёл до Берлина.
Петрович, это лесничий, который жил в лесу в большом доме, который построило лесничество и давалось тому леснику, который обслуживал этот участок леса.
- Да и за одно узнать, когда лесничество привезёт ему дрова, выделенные сельским советом бесплатно с доставкой до хаты.
Идти до Петровича недалеко. От избы Чекмаря до сторожки было три-четыре километра. Чекмарь оделся потеплее, накинул на себя плащ палатку, взял весло и пошёл к реке. Лодку он ещё на зиму из реки не вытаскивал, и она стояла на приколе. В лодке от дождя была вода и Чекмарь ловким движением весла осушил её. Несколько умелых движений веслом и лодка носом уткнулась в другой берег. Намотав цепь, закрепленную в лодке, на забитую в землю трубу, чтоб её не унесло вниз по течению, напевая себе под нос свои Чекмарёвские песни, он бодро пошагал по заливному лугу к избе лесника.
Два недалеко прогремевших выстрела насторожили его. Выстрелы из охотничьего ружья были в пойме русла старой реки, называемого в народе Старица.
- Кто это в такое время года охотится, наверное, не наш, чужой, - решил Чекмарь.
– Надоть пойти посмотреть. – решил он и прибавив ходу быстро пошёл в сторону прогремевших выстрелов. Не доходя до старого русла реки Воронеж, Чекмарь увидел идущего ему навстречу человека, который что-то нёс, но был ещё далеко. Зрение у Чекмаря стало не то, что было раньше. Он не мог понять кто это и что несёт. Увидев Чекмаря тот свернул в сторону и быстро стал уходить.
- Ну, милок, от меня не уйдёшь, - решил Чекмарь и быстро пошел наперерез охотнику, справа от которого была река и он не мог уйти в лес. Пути их пересеклись и Чекмарь узнал охотника, у которого за плечом висело ружьё, а на плече свисая до самой земли лежал большой белый лебедь.
-А, это ты, горе охотник, - сказал Чекмарь обращаясь к нему. Это был безалаберный, никчемный, как его звали в деревне, человек, который не был ни трактористом, ни шофёром, а так ни то ни сё. Работал он на колхозной ферме вилами убирал за коровами навоз, другую работу ему не доверяли, да и делать он ничего не умел и не хотел. Но ребятишек, как говорили в деревне наклепал четверых. Теперь они уже выросли и все уехали в город и похоронив жену Витек-Митёк теперича жил один. Скотину и другую живность он не держал и круглый год промышлял охотой, то кабанчика маленького завалит, то малую косулю, чтоб разделав её на месте донести мясо до дома. Уток, гусей, рябчиков и другую мелкую живность он добывал постоянно и кормил семью. Теперича одному ему было надо пропитания гораздо меньше, но он иногда умудрялся продать мясо и тогда у него появлялись денжата и он пил и, как он говорил, шиковал.
Витёк-Митёк положил птицу на землю. Это была лебедица. Она лежала на земле распластав крылья, и длинная шея с головой лежали на земле, вызывая печаль и жалость у Чекмаря.
- Чтож ты непутёвый Божью птицу изничтожил, - говорил он Витьку-Митьку, - али тебе дурдамону другой живности не хватает. Это какую красоту ты извёл с белого света. Как тебя убогого только земля носит. Как же у тебя непутёвого ружьё поднялось стрелять такую красу.
- Дед Чекмарь, гляди сколь в ней мяса много, мне надолго хватит, а там скоро зайцы пойдут, куропатки, косуль вон сколько много развелось, да и другой прочей живности много, всем хватит. А эта птица, она и есть птица, как другие прочие.
- Я тебе про что говорю, непутёвый, как ты был, так и есть горе – охотник. Ты Божью птицу пустил в расход. Вот ежели я был помоложе, то снял бы с тебя штаны, да солдатским ремнём с бляхой всю задницу тебе измочалил, чтоб ты на всю жизнь запомнил, что охотнику брать можно, а на что только смотреть и любоваться.
Витёк-Митёк что-то говорил в своё оправданье. Но Чекмарь его уже не слушал, что с него убогого возьмёшь, ему в одно ухо входит, а из другого моментально вылетает, не задерживаясь в голове.
- Иди с глаз моих прочь, пакостник, чтоб я тебя больше не видел.
Витёк-Митёк повесил ружьё ремнём на шею, взвалил лебедицу на плечо и быстро пошагал к реке в сторону своего дома. Настроение у Чекмаря было испорчено, как он сам говорил, дальше некуда.
- Не пойду я к Петровичу, надо будет ему всё это рассказывать, молва пойдёт по всей округе Витёк-Митёк лебедей стреляет. Ещё деревенские мужики охотники отлупят непутевого. Пущай ужо в деревне никто не знает об этом пакостном деле, - решил Чекмарь.
С испорченным настроением печальный Чекмарь пошёл к старому Воронежу посмотреть бобров, которые закончили строительство своих хаток и готовили на зиму пропитание в свои закрома, и заодно забыть о Витьке-Митьке, как о кошмарном сне. Вдруг Чекмарь услышал сильный, громкий душераздирающий крик. Это лебедь летал от реки к лесу и обратно, видимо искал свою подругу. С душераздирающим криком лебедь поднялся высоко в небо и печально крича стал кругами летать от леса до деревни.
- Господи, быть беде, - решил Чекмарь. За свою долгую жизнь он не слышал такого тоскливого печального крика.
Через несколько дней к вечеру Витька-Митька изба сгорела. Сухой деревянный дом, крытый соломой, вспыхнул как спичка. Одна бабушка говорила, что видела птицу, летящую от леса к деревне, с горящей головешкой в клюве.
Февраль 2024