Прячусь за краткостью. Бес пошловатым умишком
все соблазняет патетикой войн и захватов,
я же давно разобрался в двусмысленном «слишком»,
упоминаемом братом, линчующим брата.
Тени былого уже не покроют остатки,
ставшие тех, кто сгорит чуть попозже, наследством,
переносимым, как в текстах любви опечатки,
к старости сытой просившим на булочку детством.
Серый костюм без подкладки и вшитых карманов
не оставляет иллюзий для снов манекена,
в коем любой узнается, как слепок с экрана
жизни стабильной, что в смерти лишь ждет перемены.
Руки невольно жилетку плетут для Вселенной,
чтобы придать ей какой-то приемлемой формы,
и обессмертить нетленное в суетном тленном,
преобладающем в том, что здесь кажется нормой.
Равные доли с лихвой компенсируют муки
вечных делений на то, что дано изначально,
и безмятежностью с миром реальным разлуки,
в коей и радость в итоге вздыхает печально.
Страсть к онеменью врачует мои солилоги
и, предавая на каждом шагу, отпускает
вялую шею, что скована страхом тревоги
за невозможность войти хоть в прихожую рая.