Летний зной утих. Дрожало
Солнце, к вечеру клонясь.
На дорогу выезжала
Бричка. В ней – ямщик и князь.
Позади остались вишни,
Особняк, старинный пруд.
Барин: «Было бы не лишне
Проложить иной маршрут!»
Дав кнута гнедой кобыле,
Ослабляя удила,
Поднимая вихри пыли,
Николай кричит: «Пошла!»
Час ли? Два гуляли? Дольше?
С ветром наперегонки
Между Ревелем и Польшей
Заплутали ездоки.
Поле кончилось. Опушка.
Бричка к дубу колесит.
Что за чёрт! На нём старушка
Очень странная висит.
Шея стянута. Но жертва
Не сказать, чтоб стеснена,
Ловко двигаясь... Бессмертна?
Да и жертва ли она?
Лошадь вздыбилась. Возничий
Еле держится. Бурит
Бабка взглядом. Князь, бледнея,
«Уезжаем!» – говорит.
И стрелой! Что было мочи!
Без задержек! По прямой!
Под конец кошмарной ночи
Воротилися домой.
Новый день в усадьбе встретив,
Стопку выпив, помолясь,
Барин с горечью заметил:
«Что ж ты сдрейфил, милый князь!»
Поразмыслил, а в субботу
С первым солнечным лучом
Скачет, взяв с собою роту
С экзорцистом и врачом.
Поплутать пришлось. Задача
Не из лёгких. Неспроста
В той глуши от посторонних
Хоронилась ведьма та.
Отыскали. Попытались
Сук затейливый срубить.
Бабка выла и металась.
«Осторожней! Не убить!» –
Отдаёт приказы барин,
Видя, как вживились в плоть
Ветви, что недуг коварен,
Что его не побороть.
«Редкий случай!» – врач считает.
Повидавший клиницист
Ничего не предлагает.
Не помог и экзорцист.
Бабку мучить прекратили.
Чтоб она не отекла,
Постамент соорудили
Из подсумков и седла.
Та заботу оценила,
Поклонилась, улеглась,
Улыбнулась тихо-мило.
Улыбнулся ей и князь.
С той поры кусок опушки
Стал довольно обжитым.
Аккуратная избушка
На дубу. Уютный дым.
Заезжают туда гости –
Барин, Коля, экзорцист,
Больше смеха, меньше злости,
Иногда поёт артист.
Конец мая. Утро. Вишни
Зацвели. Блестит роса.
В час, отмеренный всевышним,
Улетает в небеса
Сизокрылая голубка.
То печаль, то благодать.
Князь вздохнул. Пуста скорлупка,
Где гнездилась княжья мать.
Владимир Кривцов
13.04.2024, Москва