Всё начиналось с жажды перемен, с усталости от городского шума. Тишь дальних деревенских ойкумен, Аркадия манила ни на шутку. Дом стоил в дикой северной глуши так дёшево, что всякому по силам. Вокруг на километры - ни души под небом бесконечным ярко-синим.
История у купленных хором была длинна, и страшная довольно. Жила тут ведьма. Косы - серебро. На крыше - неизменные вороны. Боялась вся округа той колдовки. Падёт скотина - это всё она! Всё чертовы проклятые уловки, и сила, что нечистым ей дана. Как померла Агафья, так и беды обрушились на каждого соседа. То ходят призраки, то воют упыри с полуночи до аленькой зари. Болеют дети, мрут коровы, козы, грохочут аномально громко грозы, и градами побило урожай... Народ терпел, а после избы бросил, решив благоразумно уезжать.
«Но то брехня!» - решил Аркадий здраво. Пускай себе цветет дурная слава. Тем лучше. Будет жить в тиши один. Он с детства был угрюмый нелюдим, а с возрастом стал круглым интровертом, фанатом одиночество и ретро. Приехал он весной. Пушилась верба. Скитался по деревне старый пёс, выл, морду запрокидывая в небо, как будто ждал ответа на вопрос: за что его оставили на гибель, и почему та гибель не идёт. Дом ведьмы ждал немного на отшибе, встречал скрипучей створкою ворот. Аркадий сразу подобрал собаку - чай, не объест несчастный старикан. Вода мерцала в трёх огромных баках, хмель высохший змеился по бокам. Поленница была такой огромной, что хватит лет, как минимум, на пять. Метался новожил, как шутоломный: дров в сени поскорее натаскать, печь растопить, сварить супец не хитрый, безалкогольный выпить свой мохито, перестелить всю начисто кровать, и поскорее завалиться спать. Спалось отменно до утра почти что. Невест не снилось, зато снился волк, в которого был превращён мальчишка в людском обличье больше не живой. Его лечила женщина седая. Кос по спине струилось серебро, и заклинания над мальчиком сплетались, перетекая с шеи под ребро, сияли, звали жизнь в ослабшем теле. Вокруг запястий ведьмы вИлись тени, шипели, будто злобных змей клубки. Когда ребёнок стал поджарым зверем, никто колдовке больше не поверил, из дома выволокли за грудки. Аркадий просыпался от кошмара, увиденного будто наяву. И пёс подобранный хромой и очень старый, не спал, а слушал за окном сову. Глядел по-человечьи, горько-мудро. Аркадий в печь подкинул дров пяток. На горизонте занималось утро, туман парил, как будто кипяток. В реке плескали сонно-сонно рыбы, боков над гладью выворачивая глыбы, цвела сирень раскидистым кустом. И плыли яблони, как призраки, белея. На солцепёках пробивался клевер, и старый дом погряз в чертополохах, Аркадия встречал глубоким вздохом. Но радостным - он больше не один. За столько лет соскучился домина. Шли годы, шли века вокруг да мимо, и дом давно за ними не следил. Но тосковал, свою хозяйку помнил... Аркадий день в заботах и трудах. Спать лёг, когда пробило ровно полночь. И снова сон. В нём ведьма молода. Стоит на жальние у трёх могилок свежих, и в серебре волос её ещё три тёмных пряди цвета веток вешних, бегущие вдоль бледных впалых щёк. Там муж лежат и два погодки сына... Зажав в кулак и закусив косынку, тут ведьма обернулась и глядит. Аркадий знает - сон всё это, морок, бред подсознательных ума его задворок, но почему-то холодно в груди.
На третью ночь он спать уже боится. Пёс - точно волк. Не надо быть провидцем, чтоб волка от собаки отличить. Дом половицами скрипит и стонет громко, рассохшимися ставнями стучит, из подпола звучит какой-то рокот... Аркадий в мистику не верил никогда. Какая мистика, скажите, после МЕДа? Удобно быть скептичным в городах, а ты попробуй вот в такую среду, когда звучат за тыном голоса - то кто-то плачет, то хохочет звонко, то зазывает погулять в лесах, как-будто это маленький ребёнок...
Аркадий так измучился к утру, что вырубился прямо рядом с волком, лохматой туши чувствуя жару, что к человеку льнула правым боком. А в темноте пришла к нему босой Агафья с расплетенною косою.
«Не бойся, это правда только сон. Растает, как взойдёт на небе солнце. Но я пришла, Аркаша, неспроста. Я умерла, а сила всё со мною. Возьми, дай мне забвенья и покоя, хочу скитаться в мире перестать. Ждёт муж и сыновья меня в посмертии. Бери способность исцелять, послушный ветер, бери власть над водою и огнём. Была я сильной ведьмой в жизни прошлой. Жалею нынче только об одном - так мало людям сделала хорошего... Так мало пожила, убили ведь. Остались мне лишь пустота и смерть, и ожидание того, кто силу примет - хотя бы треть, хотя бы половину...»
Аркадий ожидаемо завис. Быть колдуном не вписывалось в планы. Всё слишком путано, неясно и туманно. Инстинкты потревожено взвились, но любопытство верх взяло быстрее. Глядел тоскливо вОлчек престарелый. Аркадий неуверенно кивнул, как будто согласился на войну. Взметнулась пыль, завыл протяжно ветер, русалки рассмеялись в лунном свете, и тихо пели ели и дубы, переплетая с небылями быль. Агафья руку протянула молча. Ладонь горела светом голубым, пронизывая мрак весенней ночи.
***
И очень-очень много лет спустя известный врач столичной хирургии, вернётся в отпуск в пелене дождя на старую агафьину могилу - благодарить за тот великий дар, что сотни жизней спас волшебной силой. И старый волк опять придёт сюда, кивнув на едва слышное : «Спасибо!»
Дом ставнями помашет колдуну: «Входи, родимый, разбирай гостинцы!» Аркадий не боится в нём уснуть. Надеясь, ведьма вновь ему приснится.