Трещины в стареньком зеркале больше нет -
соскользнула осколком выпавшего стекла.
Странник, бродивший в бесчисленных зеркалах,
от множеств себя обессилев вконец, упал.
В мутных зрачках его что-то ещё грозит
миру почившему звоном застывших лиц.
Целится. Вновь он в себя палит -
добрый, но злой, без увечий, но инвалид.
Спать, надо спать, ночи мудрей дней.
Канонадой строчат часы, с каждым часом злей.
Время гремит, всё зловещей его «ку-ку».
Ухо и глаз на стрёме, рука начеку.
Окно раздавила стена, остался дзот.
Слово «вода» растворилось в слове «сушняк».
В ужасе потном плотнее сжимает рот.
Освободите, отдайте ему себя!
Вернуться? Куда? За разбитым не видно дна.
Не знают по имени, помнят лишь должником.
Наобещали в три короба, как всегда.
Не осталось щелей, а двери не для него.
Трещины в стареньком зеркале больше нет,
вновь не промазал, попав в молоко, рикошет.
И там, где любовь всегда бывала права,
мёртво щетинится грубая трын-трава.