Здравствуй, хани.
Сколько лет, сколько зим от тебя ни единой строчки,
вот уже весна, распускаются клейкие почки
обнажённых деревьев. К солнцу тянутся одиночки,
просыпаются травы, короче становятся ночи.
[Я скучаю, хани. Всегда - по тебе и очень.]
Я стараюсь, хани, не скучать так отчаянно громко,
не раскачивать лодку, призывая к живым Харона,
быть судьбе послушной, быть в желаниях тихой и скромной,
по утрам улыбаться, надевая маску, корону,
[чтобы мимо - доносы, повестки и похоронки.]
Третий год войны будоражит наш тайный Смолвиль,
все актёрствуют, лгут, против слово боятся молвить,
множат ложь и долги, прячут в тёмных шкафах скелеты,
пашут, как Папа Карло, не видя дневного света,
друг на друга похожи точно буквы по трафарету:
просят мира у бога [здоровья/детей/совета],
то грешат без меры, то снова дают обеты,
шлют ему записки и дань в церковных конвертах.
А как ждут они, хани - понедельника, пенсии, лета,
чтобы выбрать себя [бросить пить/сесть на диету,
переехать/сменить работу/стать садовником/служкой/поэтом..]
чтобы взять своё - удачу, любовь, конфету
и, используя пул, попробовать то и это,
веря в то, что Господь всепрощающ, покладист и добр,
даже если их распинают, кладут двухсотыми в гроб,
здесь почти каждый третий, хани, как церковная крыса, нищ,
износивший двести одёжек, истоптавший сонм пепелищ,
и такие мы все, ты видишь ? - короли отчаянных днищ,
впору дуло приставить к нёбу и сделать
"ты-дыщ"