Приоткрыты врата. Опустела сторожка.
День склоняется к ночи, уставший и злой.
По дороге бредем я, мой ангел и кошка,
направляясь к погосту за черной скалой.
Все вокруг затихает, готовясь к закату
и его непростому бесстыдству, что рвет
этот мир на пустые, как космос, цитаты.
А вот нас… а вот нас этот вечер не ждёт.
Наша троица клеит игрушки из неба,
чтоб потом подарить их чужой детворе
где-то там, чуть южней, где за корочку хлеба
отдаются морозам на адской жаре.
Нам уже не важны повороты и склоны.
Нас, предписанных Вышним, ничто не страшит,
ибо Он принимает таких благосклонно
за щедроты веселой по жизни души.
Мы идем, не касаясь дорожки ногами.
Что тут скажешь? Сплошное Его волшебство
из скитальцев, что были для всех маяками,
и того, что являет судьбы естество,
за которым вселенная кажется точкой
на искусного времени белом холсте.
В небесах кто-то пишет неровные строчки,
а внизу кто-то снова прибит на кресте
изувеченным символом веры в надежду
на любовь, что не просит чего-то взамен…
После - это довольно банальное прежде,
настоящим убожеством взятое в плен.
Все ведь было… и есть… и опять повторится
в закольцованных предками глупых словах,
восхваляющих деньги, царей и столицы,
что засели в адамов пустых головах.
И ругаться о том, что кружит непрестанно
в темных венах пока еще шустрых телес -
это глупо, как глупо зализывать рану
до того, как ее образует порез…
Все - случайно, как взгляд из слепого окошка
или вспышка звезды… Тьма рождает покой.
По дороге бредем я, мой ангел и кошка,
направляясь к погосту за черной скалой…