Не жалею, не зову, не плачу...

Александр Грунский
    Однажды мне в руки попала небольшая книжонка в темно-зеленом переплете. Книга как книга, только на обложке в виде резного окошка была изображена родная природа - рощица белоствольных берез на фоне холмистого поля, с неизменными коровками в отдалении и синей лентой живописной реки. Тут же золотыми буквами было написано имя автора: СЕРГЕЙ ЕСЕНИН. - немного ниже и мельче: В стихах и жизни… Я тут же прочитал несколько стихотворений, которые буквально запали мне в душу.
    Уже на следующий день, когда освободился от дел, я вновь погрузился в чтение. Форма изложения, метафоричность и какая-то необычайная новизна и свежесть пленили меня, и я снова и снова возвращался к прочитанному...

    В ту пору я работал старшим лаборантом в НИИ животноводства биосферного заповедника "Аскания-Нова", что вблизи двух морей - Чёрного и Азовского, рядом Крым - славное местечко!  Жили мы в ту пору дружно, отношения между людьми были ровные, по-родственному близкие, не в пример нынешним... Рано женившись, я уже в двадцать три  имел двух сыновей. Помимо основной работы увлекался спортом, регулярно ходил в походы.

    Жизнь шла своим чередом, и к двадцати шести годам я получил высшее образование, продолжая работать в НИИ Аскания-Нова. Впереди замаячила аспирантура...
    Как и в юношеские годы я увлекался литературой, наряду с познавательной и научной, много читал художественной. Память была отличной, и я без особого труда запоминал десятки стихотворений наизусть. Из русских поэтов я по прежнему отдавал приоритет творчеству Сергея Есенина, Федора Тютчева и Николая Рубцова. Зная мое пристрастие к поэзии, друзья иногда просили меня почитать стихи под гитару.
 
    Как-то к нам из российской глубинки заехал паренёк. Коренастый, простодушный с шапкой рыжеватых волос, он отдаленно напоминал мне пастушка, в то же время было в нем что-то от старичка: ходил в раскачку, был одет в простую одежду, при этом всегда носил с собой гитару.
    Устроившись работать в институт животноводства разнорабочим, новичек сразу привлек к себе всеобщее внимание и прежде всего своим неординарным отношением к жизни: все свое свободное время этот парень отдавал игре на гитаре, любил шумные компании и, как водится, был не дурак выпить.

    Уже скоро мы встретились с ним на аллее парка; состоялась беседа. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Саша Белов (так звали моего нового знакомого) увлечен поэзией, и особенно стихами Есенина и Клюева. Я тут же попросил его исполнить что-нибудь под гитару. Саша сразу согласился, и спел несколько песен своим натужным хрипловатым голосом.
    - Ну а ты как, чем занимаешься в свободное время? - поинтересовался Белов.
    - Представь себе, я тоже люблю стихи Есенина. Помимо, увлекаюсь туризмом, иногда принимаю участие в соревнованиях по легкой атлетике. Имею первый спортивный разряд.
    - Во как! - отреагировал Саша, встряхнув при этом гривой своих желтоватых волос. - Ну а стихи, что-нибудь прочесть сможешь?
    - Не вопрос! - И я тут же прочитал ему несколько есенинских стихотворений.
    - Да, пожалуй, ты читаешь лучше моего, - заметил он после некоторого раздумья. - А на гитаре сможешь?
    - Могу и на гитаре! - выпалил я... но в последний момент передумал:  Белов играл объективно лучше меня.
    Какое-то время мы общались с ним, а потом, пожав руки,  разошлись.

    Не прошло двух дней, как мы встретились вновь.
    - Как дела? - поинтересовался Саша, при этом все время попытался уложить вихор желтых неподатливых волос.
    - Пойдет!
    - Слушай, Александр, я вот что подумал... Давай сотворим есенинский вечер в институте?
    - И как ты себе это представляешь? Выйдут два Александра с гитарами и начнут подвывать...
    - Ну, не совсем так. Организуем театрализованный спектакль. У Есенина, как ты знаешь, очень бурная жизнь была. Скитался по свету белому, страдал много, а в стране в это время творилось чёрти чо! Ты-то должен знать: сначала первая империалистическая, потом гражданская, разруха, голод, годы военного коммунизма... Надо будет только сценарий продумать. Игру на гитаре я беру на себя, ну а ты, ты будешь читать стихи, стало быть, Есениным будешь.
    - У Есенина пышная шевелюра была золотистого цвета, вроде твоей, роста невысокого, а у меня темно-русый волос, да и рост под 180.
    - Да разве в этом дело! Главное образ правильно сотворить. Если что приведем тебя в надлежащий вид, и если нужно, перекрасим волосы в рыжий цвет, сделаем завивку.
    - И буду я похож на шута горохового. Нет, только ни это! - решительно отверг я.
    - Ладно, я пошутил.
    - А вообще, идея неплохая, только надо все обдумать, - согласился я.
    - Вот видишь, я тебе уже битый час твержу об этом.
    - Только пять минут, - поправил я.
    - Не придирайся. И если сотворим это чудо, нас зауважают, завидовать будут, - с некоторым пафосом заключил Белов. - Сейчас главное получить разрешение на аренду зала и... У тебя есть знакомый художник?
    - Имеется.
    - Так вот, я кое-какие наметки сделал, надо бы нарисовать портрет Есенина, а заодно деревню, трактир и русскую природу.
    - Это можно, - согласился я.

    На следующий день я привел с собой двоих ребят: один с задатками художника, другой - просто изъявил желание участвовать в самодеятельности.
  - Познакомься Саша, это Василий Куренев, он неплохо рисует. Поговори с ним. А это Гена Костромин, тоже неравнодушен к поэзии.
    Василий сразу согласился нарисовать задуманное и, забегая наперед, довольно успешно справился с этим - портрет Есенина получился живым и правдоподобным.
    С Геной, увы, дело застопорилось, и хотя есенинские стихи он читал неплохо, все-таки должного впечатления не произвел: стеснялся, слегка картавил и, вообще, вёл себя как-то не решительно. В итоге оставили в этой роли меня.

    Всё это время пока Василий рисовал декорации, тогда как мы с Сашей репетировали, а заодно импровизировали, желая произвести должное впечатление на будущих зрителей. Иногда к нам приходили поклонники поэзии и высказывали свое мнение на этот счет. Надо сказать, замечания были корректными и внушали успех.
    Когда вопрос с арендой зала был окончательно решен, встала другая проблема - в чём выходить на сцену?
    - Может, у тебя найдется дома косоворотка с пояском? - поинтересовался Саша.
    - Ну, да, еще и лапти в придачу.  Нет, таковой не имеется.
    - Это плохо...
    - Послушай, Саня, может, пойдет обыкновенная рубаха, она у меня сиреневого цвета с мелким цветастым рисунком.
    - Уже теплее... А сверху, на плечо, набросишь что-то в виде пиджака. Вроде, как первый парень на деревне. Далее, волосы придется, как следует вымыть, распушить. Может, все-таки сделаем завивку?
    - Ни в коем случае.
    - Ладно, пусть будет по-твоему - нехотя согласился Саша...



    В означенный час в конференц зал НИИ, украшенный многочисленными осенними цветами и гирляндами желтых и багряных листьев, стал стекаться народ. Время подходящее - за окном листопад, некоторые деревья еще не сбросили своего фантастического наряда и смотрелись весьма заманчиво.
    В помещение набилось неимоверное количество зрителей: всех желающих не удалось поместить в зале и поэтому многие столпились в рядах и даже в прихожей. Сцену, как и положено, украшал портрет Сергея Александровича Есенина, по бокам еще три картины, но уже с видом русской природы, деревни и трактира.
    Перед самым началом спектакля появился конферансье, который представил нас: "А сейчас перед вами со своей новой программой выступят два Александра"...

    В зале погас свет, но и в мерцающем свете зажжённых свечей можно было различить силуэты зрителей. Тишина установилась редкая...  В этот момент зазвучала гитара. Сашка играл великолепно и сумел вложить в исполнение всю душу. Я стоял неподалеку, готовясь в нужный момент выйти на импровизированную сцену. Наконец, Александр подал мне знак, и я сделал несколько шагов вперед. Разведя руки, как это любил делать Есенин, я начал громко и вдохновенно читать:

                Родился я с песнями, в травном одеяле,
                Зори меня вешние в радугу свивали.
                Вырос я до зрелости, внук купальской ночи.
                Сутемень колдовная, счастье мне пророчит...

     Как мне казалось, в зале произошло некое смятение, и в это время я увидел удивленные глаза зрителей.
    "Хорошо, всё идет по плану", - подбодрил я себя... И вот снова Белов. Прекрасное исполнение какой-то обрядовой русской песни, и уже через минуту-другую я продолжил свое выступление:

                Гой ты, Русь, моя родная,
                Хаты - в ризах образа,
                Не видать конца и края -
                Только синь сосёт глаза!..

     По ходу спектакля я останавливался возле той или иной картины, это усиливало впечатление. Я продолжал читать, а Саша, как и должно, в нужные моменты подыгрывал мне на гитаре.
      В какой-то момент все слилось в единое, и мы с моим напарником настолько вошли в роль, что забыли о присутствующих: просто проживали этот момент, играя, словно наяву.

                Не бродить, не мять в кустах багряных
                Лебеды и не искать следа.
                Со снопом волос твоих овсяных
                Отоснилась ты мне навсегда...

    За лирической сторонкой последовала другая, которая охватывала трагические события в стране и за рубежом:
               
                Не в моего ты Бога верила,
                Россия, родина моя!
                Ты как колдунья дали мерила,
                И был как пасынок твой я.

    И снова поворот: после долгих скитаний Есенин, наконец, возвращается на Родину.
               
                Ты жива еще моя старушка,
                Жив и я. Привет тебе, привет!
                Пусть струится над твоей избушкой
                Тот вечерний несказанный свет...


    В течение всего времени в зале установилась редкая тишина, и зал, освещенный магическим светом горевших свечей, продолжал внимать нашему театрализованному выступлению. Иногда я останавливался у портрета Есенина, ведя диалог с собой; потом перемещался и "западал" в трактире, оплакивая судьбу близких, страдая при этом от тяжких дум и разочарований;* вновь возвращался на малую Родину - к своим берёзкам, пашням и лугам. Зрители, затаив дыхание, следили за каждым нашим движением. Одним словом, спектакль был в разгаре...
 
                Счастлив тем, что целовал я женщин,
                Мял цветы, валялся по траве
                И зверье, как братьев наших меньших
                Никогда не бил по голове.

                Знаю я, что в той стране не будет
                Этих нив, златящихся во мгле.
                Оттого и дороги мне люди,
                Что живут со мною на земле.


   *Есенинское  изречение: "Жизнь - тяжкая штука, но ее надо пережить".
 
    Наконец зажегся свет. Немного щурясь от яркого света, я стал рядом с Беловым в смущении, ожидая приговор. На какой-то миг воцарилась жуткая тишина, и мне стало не по себе. Вероятно, те же чувства испытывал мой напарник. Это мгновение показалось нам вечностью...
    И вдруг все, как по команде, встали. Раздались аплодисменты, послышались крики: "Браво!"
    А потом мы оказались в тесном кольце зрителей. Я с облегчением вздохнул и, повернувшись к Белову, обнял его.
   - Нас приняли, поздравляю тебя, Саша!
   - И я тебя, дорогой!..
   
   ...Золотые были времена: всё прошло, как с белых яблонь дым...

               
                1979г.  2018