(Строфы, изначально не входившие в главу
«27. Российский немец и народная дубина войны»
http://stihi.ru/2024/04/08/5937
романа «Вдова»)
С досадой Бонапарт у Коленкура
Выспрашивал: – Царь стал настолько скуп
На здравый смысл и, ведая, что буря
Войны ему страшна, сам точит зуб
На всех, кто предлагал ему быть с нами?!
Отныне наша мощь вся пред глазами
Упрямца-византийца, ну а он,
Не видит, кто такой Наполеон?!
– В России полагают: им сторицей
Окупится заманиванье нас
Сперва в безводный край, а после в грязь…
– Царь вяло помогал нам бить австрийцев.
С блокадой англичан нас обманул.
Я вправе был начать с ним в лоб войну!
– Царь мира нам не даст. Он в рамках узких
Тщеславия – имперский самодур, –
Реакцией угрюмой на иск русских
События отметил Коленкур. –
У русских есть свой козырь с нами в ссоре.
Вести войну по-скифски при отпоре
Вторгающейся к ним громаде сил
Упрямцы вправе мстительно. Взбесил
Их крайне скотский наш подход к сельчанам
И к общим их святыням. Сей народ
Кусает всех, кто силой взял их мёд.
– Вдвойне, их видя злобу, осерчаем!
За всё в ответе царь – мой лживый брат! –
Воскликнул Бонапарт. – Таков стандарт…
«Возмездие царю», – упало слово
пророчески, как думал Бонапарт…
– Недавно я спросил у Балашова,
Посланнику не дав нарочно карт,
Про путь к Москве удобный и кратчайший.
Граф дал понять, что самой горькой чашей
Хлебнул судьбину шведский Карл король,
Что шёл, как злобный и безумный тролль,
К Москве, свернув причудливо к Полтаве.
Для нас был недвусмысленный намёк,
Какой я только сам услышать мог.
Но той дипломатической потраве
Намерений моих я не придал
Значения, заглядывая вдаль.
Со мной так много европейских флагов
В Россию вторглось, что смирится царь!
Макдональд и Даву защиту флангов
Мне дали, ну а ядер и свинца
Хватает для большого наступленья
Всех главных сил – до белого каленья
Намерен Александра довести!
Его гордыни больше не цвести!
В имперских целях я ли не новатор!
У Франции размах бывал ли встарь?!
Как думаешь, когда прозреет царь? –
Спросил у Коленкура император. –
Санкт-Петербург огрею к сентябрю.
И Лондон кровью Сити удобрю…
Я, тратя дни на Вильну и на Витебск,
Ждал, что царю нужней любой, но… мир.
Жаль, царь мне не сказал: «Остановитесь».
– Ошиблись в Александре крупно, сир!
– Россию впредь по чьей же воле трону?!
Ответил Коленкур Наполеону:
– Царь Александр искренне упрям,
А церковь не отдаст своих мирян
Под ваше верховенство. Но поляки…
Этническая шляхта лебезить
Пред вами будет, чтоб царя позлить.
Смертельной ищут драки забияки
С Россией. Нужен шаговый прогресс
Им к Речи Посполитой позарез!
– Ответом на строптивость Александра
Явился мой военный польский план.
Зачем же, Коленкур, вы, как Кассандра,
Вещали мне про мой самообман?
Пять сотен тысяч ввёл через Дунай я
В Россию, но, увы, не водяная
Нам выпала дорога по жаре
И плохо с провиантом. Не амбре
Вдыхаем средь поносных и умерших
От полузрелых зёрен колоска.
И всё сжигают русские войска.
Падёж огромный в ротах, не сумевших
На марше раздобыть еды, воды.
Враги от битв уходят. Вот скоты!
– Мой император, – голос Коленкура
Почтительно дрожал, – вы у ворот
Империи всемирной, чья культура
Восславит воцарившийся ваш род!
Наполеон расслабился в беседе:
– С гарантией чтоб русского медведя
Класть силой на лопатки и трубить
Победу на весь мир, мне впору бить
Царя по самолюбию смертельно.
Пожнёт Великой Армии визит.
Российским самомнением я сыт.
Со мною вся Европа – мы артельно
Навяжем Александру должный мир,
Обяжем чтить французский мой мундир…