Над пустыней нависло бездонное чёрнае небо. В его глубине мерцали холодные и колючие равнодушные звезды. Песчинки шуршали, скрипели, скреблись, натыкаясь на белые маленькие купола черепов, разбросанных по волнистой поверхности бархана. Рядом покоились иссушенные кости. Это были останки четырех неудачлиывх авантюристов. На некотором расстоянии скалил кривые зубы уродливый череп верблюда, откатившийся от костяка с клочьями облезлой шкуры Тут же горбился истлевший багажный мешок. Второй верблюд исчез без следа. Когда-то люди вышли из большого оазиса. Старожилы удивлённо подсмеивались над ними. Весь внешний вид и поведение пришельцев говорили об их самоуверенной беспечности. Никто не знал их имён, цели маршрута и причины пребывания в пустыне. Маленький караван из четырёх человек и двух верблюдов с поклажей вышел из оазиса затемно. Пятой должна была быть молодая женщина, подражавшая героиням дешевых приключенченческих романов начала двадцатого века. Однако укус неведомого зловредного насекомого привел ее в состояние истерики, результатом которой стал категорический отквз идти дальше. Она осталась, поджидая сбора большого каравана, чтобы вернуться к загадочной, лишь наполовину усмиренной, но казавшейся ей безопасной восточной цивилизации. Она даже не подозревала, что этим спасла свою жизнь. Перед выходом беспокойная четверка дня два рассматривала подозритедьные, старательно состаренные карты и поминала древних исследователей. Им во след бросили беззлобно - глупцы! По причине крайнего несходства характеров и темперамента они все время в пути спорили. Пустыня не прощает самоуверенных дилетантов. И вот теперь они, уже не зная об этом, были лишь собравшимися в последнем споре остатками странной экспедиции. Их последние мысли ещё рассыпались сухой пеленой внутри выбеленных куполов, а пустые глазницы выискивали в череде барханов неведомую цель. В спешке они прошли мимо маленького оазиса нарасстоянии всего в пару дней пути, не доверившись чутью верблюдов. Они понадеялись на удачу и проиграли. Над ними вились черные призраки пустыни, которые, играя на неведомых инструментах, подражали тяжелой , медленной поступи верблюдов. А бесчисленные песчинки все шуршали скрипели и скреблись, натыкаюсь на выбеленные купола черепов. Пустыня не торопилась с погребением, ее время было бесконечно. Только неожиданный резкий ветер песчаной бури мог поторопить её. Но ветра не было, и бескрайняя пустыня с чёрным бездонным и равнодушным шатром неба наблюдала, как холодный ночной воздух наполняет грудные клетки незадачливых путешественников, не вздымая их лишенные плоти ребра.
«Безумству храбрых поем мы песни!». А что поем мы безумству дураков? Что-то ничего не приходит на ум! Смеяться и ерничать - грешно, скорбеть - глупо. Остается только помолиться и забыть. Забыть, как забыла брошеных спутников вернувшаяся в предвоенную истеричную Европу 1913 года, девица, посчитавшая, что те до сих пор копошатся в каких- то развалинах в поисках несметных сокровищ. А песчинки, заполнив наконец купола, бывшие ранее вместилищем разума и глупости, укрыли их полностью до скончаничания веков. Песчинки не имеют памяти!