Был у меня в детстве, в Павловске, куда отправляли с бабушкой на всё лето отдыхать от родительского концлагеря; так вот, был у меня там закадычный друган Саня Рождественский. Жил он там тоже с бабушкой. Правда, с родителями у него, вроде, было полегче, не такие нервные были. Отец у Сани был моряком и часто ходил в загранку. По этой-то причине дача у них была не съёмная, а имелся свой участок с домом, летней кухней, сараем-гаражём и офигенная большая песочница. Поэтому играли мы у него во дворе, обычно. С крыши сарая, помню, весело было прыгать в песочницу, благо она была без бортиков. Со временем так наловчились, что стали прыгать не с края крыши, а с конька – прямо через наклонные полкрыши. Дух захватывало неслабо.
Санина бабушка с летней кухней и гаражом составляли некий стратегический любовный треугольник. Бабушка всё время проводила за готовкой и чтением в летней кухне и вяленько пасла нас в окно, чтоб мы чего-нибудь не нахулиганили. При этом, априори считалось, что главным зачинщиком всех хулиганств непременно должен быть я. Ну, бабуши, собственно, все такие. Только одни бабушки думают на своих, а другие на чужих. Санина бабушка была тру бабушкой и считала виновником всех бед, естественно, меня. Оно и лучше – я, если что, прыг на велик и тю-тю, а Сане хоть моск не будут есть.
К слову отметить, бабУшка сильно заблуждалась. Зачинщиков в нашей компании не было - стоило повстречаться и хулиганства рождались как-то сами собой. Да и в самом деле, не книжки же друг другу вслух читать)) Например, захочется, вдруг поссать... Ну так-то просто ссать неинтересно. Муравейники уже все обоссаны... Значит надо поджечь машинку, а потом торжественно от души обоссать её горящие обломки. Или вот учебник истории с прошлого года ведь просто так не выкинешь же в макулатуру. Святая обязанность каждого школьника – превратить его в наглядное пособие по зомби апокалипсису, например.
Делалось-же всё, понятно, за сараем, чтобы бабушка не палила. Старушка была нраву мирного, так-что след-в-след за нами не бегала проверять что мы там делаем и порой, даже, не спрашивала зачем берём спички.
Как я уже рассказывал, батя Санин был мореманом, из-за чего игрушек всяких у Сани было завались. Привезённые из заграничных плаваний машинки и прочий шмурдяк, конечно-же предназначались только для приличных игр. А вот советские не жалко было жечь и взрывать чуть-ли не через день. Что мы и делали.
И однажды.... Уж, не знаю, то-ли подобранные на дороге бычки оказались слишком ядрёными, то-ли бошку всем напекло; в-общем решили мы сжечь пластмассовый пулемёт Максим. Тут надо заметить, что «игрушка» сия была монолитным куском зелёного полиэтилена почти в натуральную величину. Единственными движущимися деталями были колёса – и то слава богу. Даже курок не нажимался. Короче, кусок дерьма, как и львиная доля всех советских игрушек. Наверное, он Сане просто надоел, да и вышли мы уже из возраста, когда можно было запросто стрелять из пальца, приговаривая: «Пх! Пх!».
Сказано-сделано! Подобие детской игрушки было насажено на палку "а-ля факел" и ...
Не знаю, что было первым: учуяла бабушка вонь горящей пластмассы или увидела идущий из за сарая дым; но выскочила она на нас как чёрт из табакерки. По-моему, даже с какими-то воплями – я от страха не очень хорошо запомнил. От внезапного-же ужаса Саша, у которого в руках как раз был импровизированный факел, предпринял отчаянную и нелогичную попытку скрыть следы уже обнаруженного преступления, начав размахивать палкой с вовсю полыхающим пулемётом, пытаясь потушить, наверное, а может просто конвульсируя от внезапно нахлынувших впечатлений.
Капли расплавленного полиэтилена полетели во все стороны, затмевая размахом первомайский фейерверк.
Не берусь сказать почему следующие две-три недели ни Саша, ни его бабушка не появлялись на даче. Может быть Саша был наказан домашним арестом, я уж не помню; а может зализывали ожоги; скорее всего и то и другое.
Я отделался, можно сказать, не очень тяжело. Почти все брызги попали на одежду. Правда, поначалу это доставило некоторые психологические неудобства, так-как живо представлял для себя два варианта развития событий: либо родители выебут сначала меня, а потом мой моск, либо наоборот. Спасение пришло, как всегда от бабы Лиды, которая была не только доброй души человеком, но и, как оказалось, ещё мастерски умела штопать.
А тогда, в апогей всей этой огненной феерии, лишь один расплавленный шмат больнющще и с шипением прилепился наискосок пониже локтя. Завоняло палёной кожей.
По опыту старого пиромана, я уже знал какие фурики и мази надо брать в аптечке, как накладывать и как часто менять повязку, как очищать рану при перевязке. Когда-то посмотрел как это делает врачиха в полуклинике, а потом уже мог справляться с подобными задачами самостоятельно. Навык, стоит заметить, не раз пригодился.
Потом остался шрам. Как от бандитской пули.
Осенью в школе одноклассники живо заинтересовались новоприобретённой видной, во всех отношениях, отметиной, ну я им честно и сказал, что от пулемёта Максим. Не поверили. Оно и понятно – откуда в мирное время у советского школьника шрам от пулемёта Максим. Поспорили. Рассказал историю. Надавал призовых щелбанов и съел на халяву мороженку.
Уже после армии, «на картошке» в колхозе от института, на вечерних посиделках кто-то из девчонок спросил, вдруг, про забытый шрам.
— От пулемёта Максим, - говорю, - долгая история, потом расскажу.
Девушки млели и в глазах у них загорались загадочные огоньки…
Спустя годы, дожив до возраста взрослых дядечек, однажды, обнаружил, что шрам исчез. От него осталась лишь еле заметная темноватая чёрточка. А может и следа никакого не осталось, просто мои воспоминания позволяют мне его видеть. А может и то и другое.